Рассказываю Дине кое-что о себе, упоминая наших общих знакомых из дачного общества. Для большего доверия, для укрепления нашей, пусть и недолгой, связи. Моя подготовка к делу безупречна, что вызывает чувство гордости. А нескончаемая ложь тонкой паутиной окутывает собеседницу. Она и у умного и внимательного человека ни на секунду не вызвала бы подозрений, что уж говорить о глупенькой наивной девочке. А все потому, что каждое мое слово соткано из множества действительных, вызнанных немалым трудом фактов. То по сути и есть правда, только подогнанная специально под меня, как сшитая из старых лоскутов новая рубаха.

А рассказываю я, что наш дачный участок находится в соседнем проулке, упоминаю некоторых знакомых, например теть Зою, одинокую пожилую даму с причудами. Она полет грядки с раннего утра до позднего вечера и постоянно скандалит с соседями, перевесив массивные груди через низкий заборчик, крича, что напишет в суд, если те не будут лучше у себя полоть. Ведь вся их трава летит к ней! Смеемся. Это меня радует. Не зря, значит, пришлось пообщаться с этой чокнутой. Все негативное, неприятное всегда можно использовать с выгодой для себя.

Жаль только, что разговор ускоряет время, когда так хочется его замедлить.

Тут раздается резкий высокий звук – звонит Динин мобильник. Девушка легко вспархивает с места, бежит к надрывающемуся писком гаджету, даже не подозревая: это последнее, что она делает в своей жизни. Да еще и дверь в комнату закрывает, чтобы спокойно поболтать. Словом, сама предоставляет мне возможность подготовиться.

Встаю, тихонько подхожу к кухонному столу, достаю нож, которым Дина только что нарезала хлеб. А те, что были спрятаны у меня под одеждой, кладу на место, тщательно обтерев рукояти футболкой, чтобы не забыть сделать это потом.

Рассматриваю выбранный нож. Лезвие в пальцах – длинное, острое, – кажется, светится изнутри, будто призывая меня поторопиться. И не зря: слишком уж долго мы беседовали. Возвращаюсь на стул, прячу нож между напряженных колен, согревая прохладный металл своим теплом, оставляя на нем следы своей плоти, которые в решающий момент проникнут в кровь Дины, соединяя нас навсегда.

Вот, кстати, и она. Вбегает радостная, сияющая, как украденный непогодой июльский полдень. Надо бы узнать, что ее так обрадовало, но это, пожалуй, слишком личный вопрос. Внутри шевельнулась проснувшаяся змея волнения, заскользила холодным брюшком по венам: а вдруг кто-то сообщил девушке о скором приезде? От такой мысли ладони становятся влажными.

Капли дождя быстро, словно чьи-то нервные пальцы, барабанят по стеклу. А кажется, что прямо по моей коже.