– И в чем именно заключается ваша работа? – спрашивает он.
– И в чем именно заключается ваша работа? – спрашивает он.
Я даю тот же ответ, какой в свое время дала Фрэнку:
Я даю тот же ответ, какой в свое время дала Фрэнку:
– Разруливаю проблемы.
– Разруливаю проблемы.
Он вопросительно выгибает бровь. Я понимаю, что разговор пора завершать, и, прежде чем он успевает задать новый вопрос, говорю:
Он вопросительно выгибает бровь. Я понимаю, что разговор пора завершать, и, прежде чем он успевает задать новый вопрос, говорю:
– А чем занимаетесь вы? В чем именно заключается ваша работа?
– А чем занимаетесь вы? В чем именно заключается ваша работа?
В этот момент мне приносят мою еду. Спагетти путтанеска. Как и следовало ожидать.
В этот момент мне приносят мою еду. Спагетти путтанеска. Как и следовало ожидать.
В этом городе так ведут себя многие. Это нормально. Как правило, им за тридцать. Они профессионалы. Мужья и жены. Родители. Я обвожу взглядом других посетителей ресторана: почти все они одинаковы. Их нормальность лишь подчеркивает мою ненормальность. Да, я младше всех остальных за этим столом. В мои двадцать три мне еще положено быть студенткой. Или же только-только начинать карьеру. С мизерным жалованьем, зато полной оптимизма. Но я не чувствую себя на двадцать три, а мой оптимизм лежит разбитый вдребезги на дне Атлантического океана. Фрэнк лишь усиливает это чувство. Не будь Фрэнка, мне не нужно было бы волноваться, что я могу потерять его. Я была бы одна, и мне не было бы страшно.
В этом городе так ведут себя многие. Это нормально. Как правило, им за тридцать. Они профессионалы. Мужья и жены. Родители. Я обвожу взглядом других посетителей ресторана: почти все они одинаковы. Их нормальность лишь подчеркивает мою ненормальность. Да, я младше всех остальных за этим столом. В мои двадцать три мне еще положено быть студенткой. Или же только-только начинать карьеру. С мизерным жалованьем, зато полной оптимизма. Но я не чувствую себя на двадцать три, а мой оптимизм лежит разбитый вдребезги на дне Атлантического океана. Фрэнк лишь усиливает это чувство. Не будь Фрэнка, мне не нужно было бы волноваться, что я могу потерять его. Я была бы одна, и мне не было бы страшно.
Мэри Флетчер и Рейчел Дональд заводят разговор о детях. У Мэри четырехлетний сын и дочка двух лет. У Рейчел двое мальчиков, одному три года, второму – полтора. Их беседа на эту тему затягивается до самого конца вечера. Они вспоминают первые шаги и первые слова, бессонные ночи и болезненные трещины на сосках. Время от времени то одна, то другая включает в разговор и меня.