И вот теперь существовали «Сыновья Саббаха», что навело Петру на мысль, не обзавелся ли Халил своим собственным goruh zarbat.

* * *

В окне турагентства «Ар-Джей-Эн трэвел» на Хогарт-стрит была вывешена табличка с перечислением авиатарифов в более чем двадцать мест по всему миру. Цифры были написаны толстым красным маркером, выцветшим на солнце до розового. Петра шагнула внутрь. За тремя столами перед тремя компьютерами сидели двое клерков. Каждый рабочий стол был небольшим канцелярским музеем, где рядом с современным калькулятором соседствовали древние счеты. Один из сотрудников дремал, второй курил, третий трепался по телефону. Все трое даже не повернули головы в ее сторону. Петра села перед тем, что курил.

– Я хотела бы купить билет.

Он посмотрел на нее сквозь грязноватые стекла очков:

– Куда?

– В Токио и Бремен.

Очкарик напрягся.

– Одну минутку, – ответил он и, взяв трубку, что-то пробормотал в нее. Через пару секунд дверь за его спиной открылась и вошел Серра. В джинсах, рубашке в красно-черную клетку и темно-сером пиджаке, Петре он показался похожим на американца. В таком наряде она его ни разу не видела и, если честно, не ожидала увидеть.

Из Эрлс-Корт они на метро доехали до Уэстборн-парка, откуда прошли пешком. Дом был старым и облезлым. Штукатурка вся в трещинах, краска на фасаде облупилась, ступени крыльца, ведущие к входной двери, выщербленные и кривые. На панели домофона имелся десяток кнопок. Справа от домофона висели двенадцать почтовых ящиков, четыре из них стояли открытыми. Серра нажал одну из кнопок. Раздался щелчок, и дверь открылась. Вестибюль был перегорожен вдоль, отчего казался донельзя узким. Поднимаясь по лестнице, они пересекли несколько зон: в одной стоял запах жарящегося лука, в другой за дверью лаяла собака, стена третьей была в черных пятнах плесени, в четвертой из-за двери доносились звуки попсы, в пятой мужской и женский голоса о чем-то до хрипоты спорили на языке, похожем на русский.

Квартира располагалась на четвертом этаже. В приоткрытой двери их встретили чьи-то подозрительные глаза. Как только Серра был опознан, дверь распахнулась и они вошли. Стены были сплошь в граффити; одни были сделаны ручкой, другие – краской из баллончика, часть на английском, часть на арабском. Серра и Петра прошли мимо небольшой спальни справа от них. Дверью в комнату служила фиолетовая штора, частично отдернутая. На матрасе, кормя ребенка грудью, сидела женщина. В крошечной кухне три старика о чем-то спорили по-арабски, а на плите, как будто перенесенной из шестидесятых годов, свистел чайник.