Он стоял и смотрел на нее. Внимательно, пристально наблюдал, словно оценивая. А затем его губы тронула торжествующая улыбка. Он наслаждался ее паникой и страхом.

Он прятал руки за спиной. Он еще что-то скрывал от нее.

И внезапно…

Он шагнул к кровати, размахнулся и… Швырнул в нее тяжелый металлический совок, который они использовали для золы из камина.

Острый металлический край…

Она рухнула навзничь на постель, прямо на отвратительную жабу.

Совок с грохотом ударился о стену.

Почти теряя сознание от ужаса, чувствуя под щекой шевелящуюся жабу, царапающую лапой ей шею, она успела подумать: «На совке для камина он принес этих тварей ко мне…»

Он все рассчитал…

Он снова хочет меня убить.

Глава 2 Лаврентьева

Глава 2

Лаврентьева

Полковник Гущин наклонился над телом, взялся за рукоятку ножа рукой в перчатке и осторожно потянул на себя. Нож, всаженный в горло жертвы, не поддался.

— Удар большой силы, — констатировал полковник Гущин. — Сквозной. Нож пробил горло, повредил шейный позвонок и… вонзился в кухонный линолеум.

Он потянул сильнее, выдернул нож. Голова мертвой женщины, пришпиленная к кухонному полу за шею, резко склонилась набок. Клавдий Мамонтов ощутил, как тошнота клубком подкатывает к его горлу. На кухонном полу натекла большая лужа крови, в электрическом свете она выглядела черной. Пахло кровью и… куриной лапшой. Перевернутая кастрюля, сброшенная с плиты, валялась у раковины, куриный бульон смешивался с кровью жертвы, пол усеяла лапша.

Макар Псалтырников, стараясь не наступить в лужу своими дорогими кроссовками, придвинулся к Гущину, так и заглядываясь на выдернутый из раны нож, словно на некое невиданное чудо.

Однако нож был обычным, кухонным, для разделки мяса.

— Из ящика ножик взяли, не с собой принесли, да, Федор Матвеевич? — деловито спросил Макар.