– Чертовски соблазнительно. Но видеть тебя в родной среде забавно.

– А где дядя Джордан? – настойчиво поинтересовался внизу тонкий детский голосок.

– Похоже, мисс Оливия теряет терпение, – Джордан потянул ее, подняв на ноги. – Пошли. Они не кусаются. Разве что мелкие.

Ее руке было тепло и уютно в его ладони, поддерживавшей ее на последних ступенях по пути в гостиную. Джордан повел ее мимо нарядной рождественской елки к дивану.

– Лучше держись от поля боя подальше, – предупредил он.

Его мать Шерил улыбнулась ей, сидя в коричневом кожаном кресле, укутав колени вязаным афганским платком. Выглядела она бледной и хрупкой. Эрин знала, что она борется с раком, и неизвестно, доведется ли ей встретить следующее Рождество.

– Мой сын прав, – промолвила Шерил. – Не подходи к елке, пока безумие не утихнет.

– Бабуль! – крикнула Оливия во все горло. – Можно уже открыть подарки?

Остальные дети поддержали ее нестройным хором.

Шерил наконец подняла руку.

– Ну ладно уж. Айда!

Дети ринулись на подарки, как львы – на загнанную газель. Под треск рвущейся бумаги воздух заполнил ликующий визг, но один огорченный голосок воскликнул:

– Носки?!

Эрин попыталась вообразить, каким бы она стала человеком, вырасти она здесь.

Оливия плюхнула ей на колени пластмассового единорога.

– Это Твайлайт Спаркл!

– Привет, Твайлайт!

– Дядя Джордан говорит, что тебя зашивали крестиком. А можно посмотреть? А сколько стежков? А это больно?

Джордан ринулся выручать Эрин от поджаривания на медленном огне.

– Оливия, швы под повязкой, так что посмотреть их нельзя.