— Наш герой приходит в себя, — произнесла Элизабет, стараясь сохранять насмешливый тон, но и сама расслышала в своих словах благодарность и даже радость.
«А разве могло быть иначе?»
Эрин поцеловала Джордана, лицо ее светилось счастьем. Тревожные складки на ее лбу разгладились, глаза излучали нежность. Когда-то Рун так же смотрел на Элизабет. Графиня невольно дотронулась пальцами до собственных губ, вспоминая об этом, но потом сознательным усилием заставила руку опуститься.
Хирургическая операция в домашних условиях длилась почти два часа, и теперь Джордан лежал на узкой кровати в дальней комнате фермерского дома, его тело было почти полностью перебинтовано, лицо испещрено швами. Врач проделал хорошую работу, но Элизабет знала, что подлинное исцеление исходило не от этих земных мер лечения.
Рун, сидевший в продавленном кресле в углу комнаты, пошевелился, потревожив юного льва, свернувшегося у его ног. Он позволил зверенышу присоединиться к ним в этом бдении у постели раненого. Христиан и София сначала молились над Джорданом, но затем вышли наружу — размять усталые колени и поговорить о дальнейших планах.
Рун поднялся, тронул Эрин за плечо, потом повернулся к Элизабет.
— Я передам эту добрую весть Софии и Христиану.
Когда он ушел, Элизабет подошла к Эрин и остановиласьза ее спиной, скрестив руки на груди. Любовь археологини к сержанту проявлялась в каждом ее прикосновении, в каждом слове, произнесенном шепотом. Эрин что-то сказала, Джордан улыбнулся, отчего швы на лице перекосились. Мужчина вздрогнул от боли, но продолжал улыбаться.
Несмотря на хорошее настроение, Элизабет пристально рассмотрела алые линии, тянущиеся через его тело, заползающие на лицо.
«Это правда, что ты по-прежнему дышишь, но ты не в порядке».
Однако она придержала эти мрачные мысли при себе.
Вернулся доктор, которому, вероятно, сообщили новости о пациенте, и принялся осматривать Джордана: посветил ему в глаза узким лучом, пощупал пульс, приложил ладонь ко лбу раненого.
— Просто невероятно, — пробормотал врач, выпрямляясь и покачивая головой.
Хлопнула дверь, в комнату ворвался Рун вместе с сотоварищами-сангвинистами. Еще раньше они все выпили освященного вина, даже Элизабет. Теперь она чувствовала себя бодрее, и та же самая энергия наполняла других, но под оживлением графиня читала на их лицах тревогу, их позы и движения выдавали нетерпение.
Они знали правду.
Этой ночью мир погрузился во тьму, по телевизору и по радио передавали жуткие новости о кровопролитии и чудовищах. Паника и тревога распространялись все шире с каждым часом.