Она положила вязание на колени, покачала головой. Она восхищалась ловкостью сына и не смогла удержаться от похвалы:

— Здорово сработано! Но почему Хильда согласилась стать твоей сообщницей? Потому что не предполагала, что именно она станет жертвой, не так ли? Нет, не шевелись… Я же сказала тебе, что все поняла. Она ревновала к сестре; она возненавидела ее. И ты дал ей понять, что хочешь убить Грету и положить тело Греты в ее фургон. Они так были похожи… И шрам уже почти исчез…

Дутр смотрел на потолок, по которому проносились странные тени. Он моргнул. Да, Хильда все приняла, на все согласилась. План показался ей прекрасным. Оба они с ужасным нетерпением ждали удобного случая. А теперь он жизнь готов отдать, чтобы забыть… чтобы никогда не видеть Хильду, такую наивную, такую доверчивую! Она растянулась на полу — бедняжка! — с веревкой на шее, и когда Одетта помчалась за Владимиром, ему осталось только затянуть веревку, затянуть до конца… Хильда сама пришла в ловушку. Выбор у нее был, до самой последней секунды.

— Хильда, — спросила Одетта, — что она тебе сделала?

Он пожал плечами. Нужно ли объяснять все сначала? Вот уж мания — все объяснить, вытащить на свет Божий все причины, всю нечисть, копошащуюся в глубине сознания! Ведь это Хильда застала его тогда в фургоне, когда, сраженный любовью, он лежал рядом с Гретой. Она призналась в этом после ужасного скандала. Хильда стала врагом. И поскольку одна из них была лишней…

Дутр медленно повернулся на бок, чтобы Одетта не видела, как он плачет. То, о чем она догадалась, — сущий пустяк. Но настоящие причины! Кто, когда поймет их? Кому сможет он объяснить, что задумал это преступление, чтобы сохранить иллюзию невинности? Какому судье? Он так недолго убивал! Веревка, когда ее затягиваешь… В сущности, уже затянутая веревка… Тело, которое душишь, но оно ведь уже лежало на полу, изображая труп! И то, что исчезло, вот так, потихоньку, собственно, уже было ничем. Был двойник трупа живой девушки, тень, которая отлетела, призрак, которого силой заставили вернуться в ночь… Одетта сразу это почувствовала. Она сразу придумала похороны в лесной чаще. Если бы она не додумалась, пришлось бы самому… После Гамбурга Хильды, собственно, уже и не существовало. Тогда почему она всегда стояла перед глазами? Плечи его затряслись от рыданий. Одетта взяла сына за руку, наклонилась, поцеловала.

— Ну что ты, — сказала она, — все позади, малыш. Спи. Я же знаю, что ты не виноват.

Одетта не спала всю ночь. На следующий день, на рассвете, когда он открыл глаза, она сидела рядом и впервые за долгое время улыбалась.