Как ни странно, к этому примешивались старые идейные разногласия. Разве Плео не говорил в свое время: «Нужно уметь сочетать и то и другое. Жизнь не любит крайностей, экстремистских решений. Арманда, к несчастью, всегда была экстремисткой». И он был прав. Арманда уважает силу, любит радикальные решения. Ей чужды колебания — мятежников следует уничтожить, и все тут. Я же, напротив, полагаю, что если представится возможность вступить в переговоры, то было бы безумием такую возможность упустить. Не стоит развивать дальше эту идею. Она сама тебе пишет, и ты не хуже меня знаешь, что она думает по этому поводу. Но самым поразительным в то время было появление Плео, который снова встал меж нами, Плео — призрак из 1944 года и Плео начала июля 1957 года; о существовании этого последнего она еще не подозревала, хотя он представлял собой не призрачную, а вполне реальную опасность, способную в любую минуту разрушить нашу жизнь.
В течение недели я был так занят, что у меня не хватило времени снова заглянуть на улицу Луи-Блана. На конец, как-то вечером, воспользовавшись тем, что Арманда пошла к кому-то в гости смотреть фильм, теперь уже не помню какой — кино никогда особенно не интересовало меня, — я решил навестить Плео. Он лежал на кровати в нижнем белье, неопрятный, с заросшим, неухоженным лицом.
— Что-нибудь случилось? Вы больны?
— Нет.
Он постучал кулаком по лбу.
— Вот здесь что-то не так.
— Вам не нравится работа?
Он усмехнулся.
— И вы называете это работой? Скорее уж занятие для дрессированной собачонки. Мне дают заказ, и я иду искать в ящиках контакты прерывателя, глушители, дюритовые шланги, а так как сейчас многие в отпусках, я иногда бездельничаю целыми часами. И если они меня все-таки держат, то это, полагаю, исключительно ради вас.
Он приподнялся на локте, чтобы видеть мое лицо.
— В Клермон-Ферране я был лишним. В Рио я был лишним. И здесь опять я, выходит, лишний. Что же это за жизнь? Я вернулся лишь потому, что надеялся на амнистию. Но если бы мог предположить… Бывают минуты, когда мне кажется, что самое лучшее для меня — головой в воду… Хотя наверняка отыщется какой-нибудь идиот и вытащит меня.
— Хотите, я поищу что-нибудь другое?
— Я буду откровенен с вами, мсье Прадье. Более всего мне хочется, чтобы вы оставили меня в покое. И если мне захочется пить, я буду пить. Захочется играть в покер — буду играть в покер. Хочу, чтобы за мной, наконец, никто не следил!
Он несколько раз с силой ударил кулаком по подушке.
— Осточертело все, осточертело… и сам я себе надоел, и вы мне надоели, и это идиотское ремесло. Дали бы наконец хоть сдохнуть спокойно.