На пороге стояла Франсуаза. За руку она держала ребенка.

— Он не хочет сидеть со мной, — сказала она.

— Ну ладно, оставьте его мне… Веди себя хорошо, Джулито. Поиграй на ковре, пока я поговорю с мсье.

Нотариус тут же подошел к телефону.

— Бедный мой дружище, несчастья наши далеко не все еще позади. У вас есть минутка… Только что от меня вышел комиссар Маржолен. Похоже, Марию арестовали… И вот, она такое понарассказывала… никто не должен был знать об этом… мы даже от вас это скрывали.

— Вы меня пугаете, — закричал нотариус. — Что же произошло?

— Произошло… то, что было подряд два похищения… Первый раз украли Жулиу, потому что сообщник Марии спутал детей… а во второй раз, при соучастии Амалии, они утащили Патриса в обмен на Жулиу, которого отдали матери.

— Погодите! Погодите! Не так быстро… Что еще за история? Послушайте, Ирен, объясните мне все это спокойно, со всеми подробностями.

Ирен подтащила к себе кресло и села. Ребенок тут же забрался к ней на колени, и, изображая рукой самолет, стал водить ею вокруг ее лица.

— Будь умницей, дорогой мой, — сказала Ирен. — Алло?.. Альбер?.. Да на самом деле все очень просто…

Она пересказала ему вкратце все события, время от времени повторяя: «Ну, а как еще можно было поступить? Поставьте себя на наше место». Когда она кончила говорить, наступила долгая пауза.

— Но, в конце концов, меня ведь ни в чем нельзя обвинить, — вновь заговорила Ирен, вдруг забеспокоившись.

— Я потрясен, — шепотом сказал нотариус. — Я теперь понимаю, почему Жак столько торговался. Выкуп казался ему чрезмерным, потому что речь шла не о его сыне. Отсюда все и пошло. Он ожесточил похитителей… Но, черт возьми, почему же вы не сказали правду?

— Мы не знали, что Жулиу был похищен друзьями Марии. Мы думали, что он в опасности.

— Да, да. Я прекрасно понимаю. Но теперь-то Марии ничего не стоит утверждать, что Жулиу ничего не грозило, а вы, вы были готовы на все, лишь бы ваш сын был в безопасности… В этих случаях, знаете ли, хитрить полагается полиции. А не семье. В общем, вы обманули всех на свете, и вам этого не простят.

— Но ведь, Альбер…

— О, разумеется, преследовать вас в судебном порядке не будут. Меня не это беспокоит.

— А что же тогда?

— Можно откровенно?.. Боюсь, как бы ваша просьба об усыновлении не была отклонена.

— Боже мой!