— Он ничего не оставил? Даже записку?

— Ничего.

— И ничего не взял с собой?

— Нет.

— А вдруг с ним что-то случилось? Может, ему стало дурно. Потерял сознание и свалился в болото.

— Не выдумывай! Такой крепкий мужчина, как он!

— Так или иначе, но нам придется предупредить полицию.

— Только не это! Чтобы вся округа о нас судачила!

— Но ведь если он вскоре не объявится, Бог знает что о нас подумают.

Тетка, которая все время шла впереди, обернулась к нам.

— Вы говорите о Рауле, — сказала она. — По-моему, он сбежал. Клер вот частенько убегает. От кого она могла это унаследовать, если не от отца?

— Прошу тебя, — взмолилась матушка.

— Ладно, ладно. По-вашему, я всегда не права. Держу пари, Дени с утра ничего не ел.

— Мне и не хочется, — заверил я.

— У него амебы, — пояснила матушка.

Тетка усмехнулась.

— Все, что ему нужно, — это хорошее глистогонное. Чашечка Sanguisorba officinalis перед сном. Если бы вы только меня послушали!

Я сразу узнал запах гостиной — запах старой обивки и мастики. Мне показалось, что я вхожу в картину Рембрандта: игра света и тени. Комнату пересекал солнечный луч, пробившийся сквозь неплотно прикрытые ставни. Там и сям на старинной мебели видны были отблески света. А на стенах угадывались полотна: мундиры, рука, сжатая на эфесе шпаги, половина напудренного лица… Наш музей. В тишине я вдруг отчетливо услышал жужжание мухи. И знаешь, этот звук… мне пришлось присесть. Сразу вспомнились суда с горами трупов… Я с трудом перевел дыхание.

— Да ты совсем выбился из сил, мой мальчик, — сказала матушка.

— Извини. Это все дорога. Мне очень жаль. Я бы, пожалуй, соснул.