Она следила за мной, ожидая протестующего жеста. Я должен был выдержать самое трудное испытание и не мог отделаться неопределенным взмахом руки. Наши поцелуи и ласки были уже не в счет. Я стоял перед важным выбором. Мой отец от него уклонился. Я заговорил дрожащим голосом:

— Послушай, Ингрид… Мне кажется, ты можешь мне доверять. Правда? Ну, дай мне подумать до утра, чтобы я смог оценить ситуацию…

— Что это изменит? — уныло сказала Ингрид. — У тебя — своя жизнь. У меня — своя. Ладно, иди… По крайней мере, у нас останутся прекрасные воспоминания.

Она закурила. Я тоже. Наша любовь понуро стояла между нами, как лошадь с путами на ногах, из-за которой торгуются двое барышников.

— Я не понимаю, — сказал я, — каким образом это могло решиться так быстро, за несколько часов. Вчера ты вовсе не выглядела обеспокоенной. И вдруг…

— Муж позвонил мне сегодня утром, — пробормотала Ингрид. — Он принял все меры и крепко меня держит.

— Он знает… о нас?

— Да, знает. Я этого не скрывала. Мне нечего тебя стыдиться.

— А если он явится в Керрарек и устроит скандал? Видишь, в какое положение ты меня поставила.

— Ты, как всегда, любезен, — произнесла Ингрид с презрением. — Возвращайся к себе, Дени. Никто не станет оскорблять тебя дома. И раз тебе нужно время, чтобы разобраться в предельно простой ситуации, приходи завтра. Ладно?.. Я думаю, что все еще буду здесь.

Я взял ее за плечи.

— Ингрид, умоляю тебя.

Она вырвалась.

— Ну хорошо, хорошо… Я на тебя не сержусь… И главное — не вздумай меня жалеть. Со мной и не такое случалось.

В ту ночь я не сомкнул глаз. Разве мог я потерять Ингрид? Я пытался представить свою жизнь без нее. Провести своего рода репетицию предстоящего вдовства. Не будет больше ни ночных побегов, ни доверительно-самозабвенных вечеров. Останется только мое одиночество, запертое в стенах Керрарека. Это было вполне возможно, но невыносимо. Я должен был удержать Ингрид! На первый взгляд, такое решение казалось самым простым. Но что стало бы с нашим союзом через год или два? Нет, дело не в этом. Мысль о том, что мой отец обошелся с Ингрид как прохвост, неизменно ранила мое самолюбие. А я, я, столько прощавший этому бедолаге, собирался поступить с ней точно так же, как он. Нет уж, дудки!

Как тебе объяснить? Речь шла не о том, чтобы восстановить справедливость. Я не говорил себе, что должен искупить вину перед Ингрид, не бичевал себя из-за угрызений совести, как в мелодраме. Один Лепиньер платит долги другого. Нет, просто мне хотелось быть честным по отношению к Ингрид и самому себе. Но заметь: честным в смысле чувств, а не долга. Любил ли я настолько сильно, чтобы на ней жениться? Не уверен. Любил ли я настолько сильно, чтобы с ней уехать? Да, несомненно. Мы бы поселились в Париже и доверились течению времени. Возможно, наша связь оказалась бы благополучной; возможно, благодаря ей мы позабыли бы прошлое, навсегда. Если, напротив, наш роман закончился бы крахом, я, по крайней мере, утешал бы себя тем, что сделал все возможное, чтобы все было хорошо. И я и отец — мы оба были бы с Ингрид в расчете.