Конечно, я могу позвонить в колокольчик. Я это сделал. Мне пришлось долго ждать. Никто не пришел под предлогом того, что нужно дать мне поспать. Спасибо. Урок усвоен. Я научился просовывать костыли под мышку и движением плеча принимать удобное положение стоя. Я качался, но держался. Нужно было наклониться вперед всем телом, потом откинуть его на расстояние длины шага (это было похоже на движение весов) и подняться на костыли, чтобы сразу же выполнить новый рывок. Таким образом я продвигаюсь как пирога, которая никак не может перескочить через планку. Приобретя некоторый опыт и ловкость, это менее сложно, чем может показаться. Я мог бы пользоваться английскими тростями. Но мне больше нравилось разыгрывать перед всеми безобразный спектакль ковыляния. Палки создают образ выздоровления. Костыли — окончательного краха. Они вызывают брезгливую жалость.

После того как я вышел из больницы, я хотел, чтобы меня сильно жалели. Из чувства мести. Моя гордость не была задета. Я знал, что могу на себя рассчитывать и впредь. Но единственным средством навязать свои условия Фроману, Шамбону и даже Изе было демонстрировать им свое сломанное тело во всей его красе. Фроман сразу же купил мне инвалидную коляску. Накрыв колени одеялом, я приобретаю, можно сказать, презентабельный вид. Этот подонок Фроман может позволить себе забыть о том, что он меня искалечил. Необходимо признать, что Иза делала все возможное, чтобы скрасить мою жизнь. Шамбон тоже. Но так ловко, что я выходил иногда из себя. Они ухаживали за мной, как за больным. Только старая ведьма все поняла и называла меня «безногим уродом». Ну вот, я — цирковое чудище, живое, ходячее и злое. Как всякое уважающее себя чудище. Но только Иза, родившаяся в цирке, может понять весь ужас быть карликом, уродцем, ненормальным. Она не может смириться с тем, что я лишь наполовину человек. Для нее я навсегда останусь раненым, к которому надо относиться с терпением, снисхождением, добротой. Я не выношу этого! Знаю! Я сам себе противоречу. Я хочу и не хочу, чтобы за мной ухаживали. Мне нравится, когда поправляют подушки и спрашивают: «Ты не замерзнешь?», когда эта дубина Жермен Спрашивает меня, лучше ли мне, и в то же самое время мне хочется выть. Мне, которому приходилось во время съемок проходить через огонь и стены! Я серьезно думал о самоубийстве. А потом перестал. Может быть, немного позже. Но сейчас я должен доказать, что мои трюки продолжаются. Мне необходимо было убить старика. По многим причинам, о которых я скажу еще, хотя они и очевидны. Мне необходимо было совершить правосудие. Меня толкал на это настоящий профессиональный проект, проект полноценного человека, имеющего все доступные средства. Как лучше сказать? «Безупречное» преступление. И я понял, что моя жизнь изменится. Ко мне вернется радость жизни. Деятельности! Я — убийца, разрушитель? Полноте! Скорее, созидатель. Изобретатель. Необходимо было, не прекращая, ненавидеть Фромана. Я должен был, не торопясь, рассчитать его смерть. И если бы это длилось месяцы, тем лучше!