— К нам пришли ветераны 2-й бронетанковой дивизии! — весело отвечает женский голос.

Кларье с ворчанием вешает трубку. И снова берется за микрофон, но прежде чем продолжить наговаривать отчет, прослушивает несколько собственных последних фраз:

«Если вкратце выразить мои первые впечатления, то они таковы: говорить о чем-то конкретном еще слишком рано. Стоит только войти в клинику, как мир вокруг меняется. Ты оказываешься в ином измерении». Включив магнитофон на запись, Кларье продолжает: «Люди, которые испытывают боль, вместе с теми, у кого она прошла или вот-вот начнется, составляют совершенно особое общество». Пауза. «Что поразило меня здесь в первую очередь, так это тишина! Представьте себе больных, которые вечно ждут, вечно прислушиваются… Ушла ли боль? А если ушла, то надолго ли? Может быть, навсегда? Не вернется ли вскоре назад? А если вернется, то какой: еще более жестокой или более милосердной? Боль в этих стенах — это невидимый и всемогущий гость. Если вы внимательно следили за ходом моей мысли, господин дивизионный комиссар, то вы должны понять, что „центр борьбы с болью“ это неизбежно место, где против кого-то ведут борьбу. Боль это и есть кто-то. Таково мое главное открытие. А все те, кто сражается с болью: врачи, санитары — являются людьми особого толка, они подобны добровольцам в отряде специального назначения. И поверь мне, Шарль, я нисколько не преувеличиваю. Ты волен выбрать все, что тебе пригодится, и превратить мой устный отчет в хорошо приглаженный и вполне невинный рапорт вышестоящему начальству, но между нами, вся клиника представляет собой полоску прибрежной земли для высадки десантных войск. В самом центре города раскинулось поле битвы! И это поле — лечебный центр Кэррингтона! В этом здании с удушливой атмосферой меня беспокоит некое пока едва ощутимое брожение. Именно поэтому я намерен здесь поселиться и не спеша все хорошенько разузнать! Что в самом деле означают эти анонимные письма? Являются ли они предупреждением, что нужно ждать новых ударов? Если да, то против чего направленных? Или кого… Уф, ты вправе собой гордиться, подкинул мне хитрую работенку! Завтра я отправлю тебе очередную магнитофонную запись. У тебя ловкая секретарша. Она выкинет все лишнее и сгладит углы. Полностью отдаю себе отчет в том, господин дивизионный комиссар, что я допускаю при ведении данного дела совершенно возмутительные вольности… Не надо было отправлять новичка. До завтра».

Кларье выключил магнитофон, зевнул, почесался, пощупал, подойдя к зеркалу над раковиной, кожу на щеке, состроил зверскую гримасу и, не оглядываясь, проворчал вошедшей горничной: