Светлый фон

На этой меланхолической ноте разговор о будущем человечества прервался – карета остановилась у здания вокзала.

 

Токио. Вокзал Симбаси

Токио. Вокзал Симбаси

* * *

Назавтра с утра вице-консул Фандорин занялся рутинной работой: составлением реестра русских судов, долженствовавших прибыть в йокогамский порт в июне-июле 1878 года.

Эраст Петрович кое-как накалякал заголовок скучного документа (всё равно девица Благолепова потом перепечатает), но дальше дело не пошло. Из окна кабинетика, расположенного на втором этаже, открывался славный вид на консульский садик, на оживленный Банд, на рейд. Настроение у титулярного советника было кислое, мысли витали черт знает где. Фандорин подпер щеку кулаком, стал смотреть на прохожих, на катящие вдоль набережной экипажи.

И досмотрелся.

Мимо ворот проехала лаковая коляска Алджернона Булкокса, двигаясь в сторону Блаффа. На кожаном сиденье, будто два голубка, сидели коварный враг России и его сожительница, причем О-Юми держала англичанина под руку и что-то нашептывала ему на ухо – достопочтенный масляно улыбался.

В сторону русского консульства безнравственная кокотка даже не взглянула.

Несмотря на расстояние, Эраст Петрович разглядел острым взглядом, как шевелится прядка волос за ее ухом, а тут еще ветер занес из сада аромат цветущих ирисов…

В крепкой руке хрустнул переломленный надвое карандаш.

Что она ему нашептывает, почему они смеются? И над кем? Уж не над ним ли?

Жизнь жестока, бессмысленна и, в сущности, бесконечно унизительна, мрачно думал Эраст Петрович, глядя на лист с несоставленным реестром. Все ее красы, наслаждения и соблазны существуют лишь для того, чтобы человек разнежился, улегся на спину и принялся доверчиво болтать всеми четырьмя лапами, подставив жизни беззащитное брюхо. Тут-то она своего и не упустит – ударит так, что с визгом понесешься, поджав хвост.

Какой из этого вывод?

А вот какой: не разнеживаться, всегда быть настороже и во всеоружии. Увидишь, как тебя манит перст судьбы, – откуси его к чертовой матери, а если удастся, то хорошо бы вместе с рукой.

Усилием воли вице-консул заставил себя сосредоточиться на тоннажах, маршрутах следования, именах капитанов.

Пустые графы понемногу заполнялись. У стены громко тикали часы в виде Большого Бена.

А в шесть часов пополудни, по окончании присутствия, усталый и мрачный Фандорин спустился к себе в квартиру, есть приготовленный Масой ужин.

Ничего этого не было, сказал себе Эраст Петрович, с отвращением жуя клейкий, прилипающий к зубам рис. Ни натянутого аркана в руке, ни жаркой пульсации крови, ни аромата ирисов. Особенно аромата ирисов. Всё это химера и морок, к настоящей жизни отношения не имеет. Есть ясная, простая, нужная работа. Есть завтрак, обед и ужин. Есть восход и закат. Правила, рутина, регламент – и никакого хаоса. Хаос исчез, более не вернется. И слава Богу.