Усилием воли он сделал шаг – точь-в-точь такой же, как предыдущие. Пальцы ощутили ребристую кромку. Еще бы пол-вершка, и…

Он открыл глаза – и ничего не увидел.

Не было ни луны, ни звезд, ни огоньков внизу. Мир соединился в одно целое, в нем не было ни неба, ни земли, ни верха, ни низа. Была лишь точка, вокруг которой располагалось сущее.

Точка находилась в груди Фандорина и посылала вовне сигнал, полный жизни и тайны: тук-тук, тук-тук, тук-тук.

ПРОЛИТОЕ САКЭ

ПРОЛИТОЕ САКЭ

Тамба сказал:

– Падать нужно, как сосновая иголка падает на землю – бесшумно и плавно. А ты падаешь, как подрубленное дерево. Мо иккай (еще раз – япон.).

Эраст Петрович представил себе сосну, поросшие хвоей ветки, вот одна оторвалась и кружась полетела вниз, мягко опустилась на траву. Подпрыгнул, перевернулся в воздухе, плашмя бухнулся о землю.

– Мо иккай.

Иголки сыпались одна за другой, вот воображаемая ветка уже совсем облысела, пришлось взяться за следующую, но после каждого падения слышалось неизменное:

– Мо иккай.

Эраст Петрович послушно набивал себе синяки, но больше всего ему хотелось научиться драться – пусть не как Тамба, но хотя бы как незабываемая Нэко-тян. Однако дзёнин с этим не спешил, пока ограничивался теорией. Говорил, что сначала нужно по отдельности изучить каждый из трех принципов схватки: нагарэ – текучесть, хэнкан – переменчивость и, самый сложный из них всех, ринки-охэн – способность к импровизации в зависимости от манеры противника.