– Это Ксюшка-Кривобока малюет, – шепнула Манефа. – Ей батька с городу книжку привёз печатную, про зверей всяких. Сама малюет, а боле никому не даёт. Жадная – страсть!

На девку зашикали. Это кончил говорить Евпатьев и поднялся староста. Речь его была немногословна. В избе сразу стало тихо.

Наверное, для этой непоседливой публики нужен именно такой вождь – сдержанный, суровый, подумал Эраст Петрович. Давно известно: болтунами лучше всего управляет молчун, а молчунами – болтун.

Старик сказал так:

– Устами блаженного Бог говорит. Ненависти к человекам в Лаврентии нету, едино лишь к Сатане. Про счётчика же подумаем.

И снова сел.

Всего три предложения произнёс, а весь эффект евпатьевской филиппики сорвал.

Кинулся выступать Алоизий Степанович, но его слушали мало. Ушли, правда, немногие, но всяк занялся своим делом. Разбились по кучкам. Где-то оживлённо спорили, где-то смеялись. Больше всего народу собралось послушать Кириллу.

– Вот она, настоящая Русь, – с горечью сказал подошедший Никифор Андронович, кивая на сказительницу. – Острая умом, бессребренная, да с повязкой на глазах – сама себе очи закрыла, и света белого ей не надо.

– Что это они плетут? – спросил Фандорин про странные ожерелья.

– Это лестовки. У каждого старовера такая есть. И у меня тоже. – Он достал из-под английской рубашки расшитую жемчугом ленту. – Четыре треугольных «лапостка» – это Евангелия. А узелки называются «бобочки». По ним молитвы и поклоны считают. «Лестовка» или «лествица» – значит «лестница». У нас верят, что по ней можно на небо вскарабкаться… Пойдёмте послушаем. – В толпе, сбившейся вокруг Кириллы, зашумели, загоготали. – Что это там у них? Интересно.

Оказывается, это страннице заказывали сказки.

– Про Катьку-царицу расскажи!

– Не, матушка, как немец в баню ходил!

– Про попа-постника!

А староста, дождавшись паузы, веско молвил:

– Расскажи сказку, чтоб сгодилось картину мазать.

Его поддержали, и некоторые из мужчин приготовили бумагу – рисовать.

– Да вы всё знаете… – задумчиво проговорила Кирилла. Её сухое, белое лицо было бесстрастно, без тени улыбки, хотя публика явно ждала чего-то весёлого. – Нешто о царе Петрушке? Слыхали про пирамиду?

Этого слова мазиловцы не знали.