— Ничего.

— Но цемент там неровный, будто его специально топтали.

— Я расскажу тебе, как все было. После фестиваля я впал в депрессию. Только подумай, за одну ночь я потерял все: группу, друга… девушку. Я хотел уехать из Ноутона и купил у Бена фургон. Но сбежать оказалось не так‐то просто, если не знаешь, куда бежишь и зачем. Тогда‐то Али и попросил помочь с полом, и я согласился. Физический труд помогает отвлечься. Работа была сделана, и я вернулся через пару дней, чтобы проверить, все ли ровно. Я долго стучался в дверь, но мне никто не открыл. Тогда я обошел сзади и перепрыгнул через забор. Бетон оказался еще немного сырым от дождя, и на нем отпечатались мои следы. Дверь была открыта настежь, и я долго звал Али, но он так и не вышел. Тогда я заглянул внутрь и увидел его. Он висел на балке абсолютно голый. Кругом валялись пустые бутылки, жестяная коробка была открыта, кругом разные штуки… ну ты понимаешь, наркотики… древние полароидные снимки какой‐то спящей девицы в синем лифчике. Нельзя было, чтобы его нашли вот так, среди всего этого дерьма. Я собрал мусор в черный пакет, поднялся наверх, нашел халат его девушки и надел на него. Он был хорошим человеком, Вероника, он не заслуживал позора. Я взял пакет и ушел, стараясь наступать в свои следы.

— Так, значит, ты просто вынес мусор?

— Ну да.

— А жестяная коробка?

— Ты ее видела, я забрал ее себе.

Я смотрела на розовое марево над долиной.

— Расскажи мне о Джен — какой она была с тобой?

— Не знаю, что ты хочешь услышать. — Он полез в карман за табаком и папиросной бумагой и ловко соорудил самокрутку. — Есть столько всего…

— Что угодно. То, что ты сам вспоминаешь, когда думаешь о ней. Если вообще такое бывает…

Он глубоко затянулся и посмотрел куда‐то за горизонт.

— Она очень любила музыку, искренне, всей душой. Она бы никогда не посмотрела на меня, не играй я в группе, ты знаешь. Мы ругались из‐за разных вещей, но чаще всего из‐за The Libertines: она с пеной у рта доказывала, что они лучшая группа на земле. Все твердила, что они настоящие поэты и созданы друг для друга, а их разрыв — чудовищная потеря. А я только смеялся и обзывал их бомжами и цыганами. Знаешь, в пятницу, когда они играли здесь, я смотрел их сет и думал о ней, о том, как она была бы счастлива увидеть их вместе и услышать новые песни. Конечно, они дерьмовые, как и их старые песни. И я сказал бы ей об этом, а она ударила бы меня своим маленьким острым кулачком прямо вот сюда. — Он потер предплечье, как будто и правда почувствовал боль. — Но она была бы так счастлива.