– Мы редко видимся. И мы не друзья, я уже говорил вам. Иногда встречаемся в спортбаре…

– …выпить пива, я помню. И тем не менее его судьба вас заботит?

– Он – симпатичный человек, и я хочу, чтобы у него все было хорошо, – Икер сказал это с искренностью, которую сам от себя не ожидал.

– Я желаю ему того же, хотя и понимаю – когда его жизнь изменится, в ней может не найтись времени для встреч со стариком Шоном, пусть и нечастых.

– Но Рита Хейворт в ней все равно останется, так? – возразил Икер. – А вы продали ему еще не все фотографии, так?

– Фотографии можно купить и в другом месте. А вот поговорить о Рите… Мы любили поговорить о Рите…

– В другом месте? Он что, собирался уезжать? Он сказал об этом вам?

– Ничего такого он не говорил. Но вел себя не так, как обычно. Оттого я и решил, что в его жизни произошли перемены.

– Не так, как обычно?

– Он выглядел как человек, который приходит в себя после ночного кошмара. И еще не совсем понял, что происходит вокруг. Он сказал только, что всегда ценил меня и что очень благодарен за Риту.

– Похожие слова всегда говорят при прощании, нет?

– Чем вы занимаетесь, дорогой мой Икер?

Поисками Виктора, предполагаемого убийцы. Поисками Виктора, любителя старых «фордов», старых актрис и дешевых мармеладок. Поисками Виктора, рисующего комиксы. Субисаррета мог бы сказать старику, что служит в полиции, ничего зазорного в этом нет: у полицейских тоже имеются приятели, с которыми они пьют пиво в спортбарах, повлиять на отношения профессия не может. Но старик относится к Виктору очень трепетно, – что, если при упоминании о полицейских в его голове что-то перемкнет? Из него потом и слова не вытащишь.

Сказать или нет?

– Я… художник.

– Странно. Вы не похожи на художника.

– Художники выглядят как-то по-особенному?

– Художники смотрят по-особенному. Они смотрят сквозь тебя, как будто все самое главное находится у тебя за спиной. Чуть выше, чуть ниже, чуть правее, чуть левее – но уж точно вне твоей оболочки.

– Вы говорите так, как будто знаете художников очень близко.