Я бежала весь вечер – зачем останавливаться сейчас?
Кормлю Ромео и, все еще подкашливая, спускаюсь по лестнице и сажусь на поезд, идущий в Форт-Грин. Конфронтация, схватка, взрыв. Разве не к этому все шло? Я веду себя в соответствии с характером.
Калеб воздвиг границу, которую я не могу преодолеть, пусть живет спокойно, но мы с Розмари по-прежнему связаны – а как иначе? Мы писали друг о друге, надеясь, что другая прочитает, что нас услышат. Разве не так?
Интересно, суждено ли мне стоять на углу улицы Розмари и наблюдать, как Калеб держит ее за руку, а я, затаив дыхание, отчаянно надеюсь, что меня заметят – или не заметят.
Может быть, я всегда хотела именно этого – чтобы они меня покинули, расшевелили, опустошили. Вынудили меня чувствовать.
Может быть, Розмари именно это имела в виду, когда обвинила меня в том, что я пишу в поисках выхода.
(
Люди в поезде шумные, пьяные и счастливые. Мужчина в плаще гладит свою тяжело дышащую трехногую собаку, а пара подростков в одинаковых комбинезонах, забрызганных краской, указывает на нее пальцем и умиляется. Худющая блондинка ест сэндвич, а зубастый мужчина рядом с ней объясняет, почему Ветхий Завет лучше Нового. Поезд проносится мимо «Хай-стрит», «Джей-стрит» и «Хойт»; мои руки холодные и липкие, я вытираю их о колени.
Выхожу на станции Розмари, «Лафайетт», и иду знакомой дорогой. Песчаник, лунный свет, фонари, индустриальный стиль.
Улица пустынная и тихая. Подойдя к двери, я вспоминаю свой тихий напев –
И замираю.
В книге моя героиня отчаянно мечтает о прощении. Должна ли я позволить ей стать кем-то другим? Может быть, наконец-то пришло время найти новую историю, пересобрать ее? У меня же получится? Пожалуйста, не может же быть, что это
Позади меня раздается какофония голосов и смеха; испугавшись, я отступаю от двери Розмари и прячусь в ближайшей тени. Мимо проносятся шесть человек – никого из них я не узнаю. Они громкие, пьяные и счастливые.