Но сначала позволь привлечь твое слабеющее внимание, о читатель, открыв мою тайну! Меня зовут не Мартин Твейт. Вернее сказать, звали. Ивэн и Анжелина, Сара и доктор Ланарк — все они знали меня под другим именем. Мое настоящее имя Джон Прайс, и отныне я не вижу необходимости скрывать его, ибо моя история — не бульварный роман. Я смиренно предлагаю тебе правдивое и честное описание событий. Ты должен верить мне, о читатель, даже если поначалу некоторые обстоятельства этой грустной истории покажутся тебе надуманными или слишком мелодраматическими.

Третьего мая я сошел на берег в Портсмуте и без промедления отправился в Лондон. К вечеру того же дня я успел снять комнату, перенести туда вещи и изрядно проголодаться. Заказав в «Зеленом человечке» похлебку и эль и отужинав, я отправился в Мейфэр. Вечернее небо розовело в лучах закатного солнца, освещавшего надменные фасады роскошных особняков. Постепенно бледная розовость уступила место бирюзе. На небе зажигались звезды. Я подошел к дому номер двадцать один по Лафф-стрит. Стоило мне коснуться дверного молотка в виде львиной головы, как перед мысленным взором всплыло лицо Анжелины в тот день, когда она призналась мне, что дала слово другому. Сердце глухо забилось в груди. Одновременно в ушах зазвучали слова Герарда Огилви. Вспомнив о его гнусных обвинениях, я отпрянул от двери. Дом нависал надо мной, спокойный и невозмутимый, а где-то внутри этих кирпичных стен находилась она: радость моих очей, сладость моих уст. Внезапно меня охватило мрачное предчувствие, и, больше не рассуждая, я пересек улицу и юркнул в дверной проем, в котором некогда провел столько ночей, выслеживая Анжелину. Мной овладело какое-то новое чувство — спокойствие и отстраненность. Я занял позицию и приготовился наблюдать. Мысленно я пытался оправдаться перед собой: это всего лишь разумная предосторожность, ничего страшного не случится, и еще до наступления ночи мы окажемся в объятиях друг друга. О, предательская надежда! О, заслуженные подозрения!

В девять вечера она вышла из дома, и сердце мое упало. Я не мог поверить, что все это время она продолжала жить и дышать, словно меня не существовало на свете! И она ничуть не утратила своей божественной, обжигающей душу красоты! Как мне хотелось окликнуть ее, перебежать через улицу и увидеть, как на лице Анжелины удивление сменится радостью… но я не мог. Что-то внутри меня — мое темное, подозрительное, холодное «я» — удержало руку от приветственного жеста, а голос от крика. И вместо того чтобы броситься в объятия Анжелине, я начал преследование: незаметная тень, детектив, выслеживающий преступника.