Кинни был хорошим ученым. Просто не был силен в растолковывании подобных материй присяжным.

– Что вы понимаете под математической вероятностью миллиард к одному?

– Это означает, что ДНК с купюры практически полностью соответствует профилю подсудимого, и если б мы взяли образцы у миллиарда других людей, то теоретически могли бы получить лишь еще одно совпадение с профилем с купюры.

– Так что вполне вероятно, что ДНК на этом долларе – это ДНК подсудимого?

Тут Кинни не пришлось особо задумываться. Вопрос был задан четко и недвусмысленно.

– С очень большой степенью уверенности могу утверждать, что образец на данной купюре принадлежит подсудимому.

– Спасибо, прошу вас пока не уходить. У мистера Флинна могут быть какие-то вопросы, – сказал Прайор.

У меня и вправду были вопросы. Великое множество. Хотя далеко не все из них можно было задать Кинни. Я бросил взгляд на Бобби. Вид у того был такой, будто его сшиб грузовик. Руди уже сообщил ему об этой улике, но услышать о ней в зале суда, перед лицом двенадцати человек, которым предстоит вынести вам приговор, – это не для слабонервных. Я подлил ему водички. Рука его дрожала, когда он подносил стакан к губам. Бобби понимал всю весомость показаний Кинни. Он все-таки был актером – чувствовал перемены настроения толпы. Эти показания однозначно оказались для него серьезным ударом. Изначально меня привлекли к этому делу, чтобы порвать свидетелей вроде Кинни на куски. Хотя я с самого начала знал, что мы не в силах оспорить его показания. Все дело сводилось к этому свидетелю. На уголовном процессе криминалистические улики – это Господь Бог.

Но я-то адвокат защиты. Я-то на стороне дьявола. А он не всегда играет по-честному.

Шагая к барьеру, огораживающему свидетельское место, я всеми силами постарался придать себе уверенный вид, просто-таки кожей чувствуя на себе взгляды присяжных. Уголком глаза заметил, что Алек Уинн сложил руки на груди. Для него все уже закончилось. Что бы я сейчас ни сказал, он уже принял решение.

– Офицер Кинни, прежде чем дать показания, вы дали присягу говорить только правду и ничего, кроме правды. Вас не затруднит взять в руку Библию, которая лежит сейчас рядом с вами? – произнес я.

Я услышал скрип кресла Прайора по плиточному полу, когда он отъехал вместе с ним от своего стола. Представил, как обвинитель складывает руки на груди с этой своей надменной улыбочкой на лице. Он знал, что единственное направление атаки для меня – это поставить слова Кинни под сомнение. Если мне удастся доказать, что он лжет – намеренно или же добросовестно заблуждаясь, – у меня еще есть шанс. Прайор наверняка к этому подготовился.