Когда я приезжаю, дома еще никого нет. Я включаю телевизор и просматриваю новости на разных каналах. Джош все еще талдычит о послании жертвы, но без каких-либо новых подробностей. Репортер на другом канале повторяет сказанное Джошем. Третий журналист рассказывает о церкви.

Христианскую церковь Хлеб Жизни основало одно семейство, но со временем число ее прихожан увеличилось до пяти десятков. Они запечатлены на старых фото – все с худыми, изможденными лицами и в ветхой одеже. Судя по снимкам, сделанным гораздо позже, у приверженцев этой церкви все-таки появился хлеб, и жизнь улучшилась – они выглядят более упитанными; а некоторые даже улыбаются. Их благоденствие пришлось на пятидесятые годы прошлого века. А к восьмидесятым их община пришла в полный упадок. Церковь простояла пустой не менее двадцати лет. Поскольку сегодня воскресенье, чертежи из управления городского планирования недоступны. Но местные историки подозревают, что подвал был частью первоначальной постройки. Это могла быть кладовая для хранения охлажденных продуктов.

Я снова переключаю каналы в ожидании свежих новостей.

Миллисент с детьми возвращаются домой около пяти вечера. Они побывали и в кино, и в торговом центре, где Дженна заполучила новую пару туфель, а Рори – новую толстовку с капюшоном. Дети сразу же убегают наверх, в свои комнаты, и мы с Миллисент остаемся одни.

– Ну что, тебе уже лучше? – спрашивает жена; в ее голосе слышится сарказм.

– Не вполне.

Миллисент приподнимает бровь.

Телевизор выключен. Я не знаю, какие новости она слышала, а какие пропустила.

– Репортеры сообщают о послании, – говорю я.

– О чем? – Миллисент направляется на кухню готовить ужин.

Я следую за ней.

– О послании на стене. Его оставила одна из пленниц.

– Невозможно.

Я пристально смотрю на жену. Она очищает латук, чтобы сделать салат.

– Ну да, я так и подумал.

– На, доделай салат, – придвигает ко мне миску и латук жена. – А я пока приготовлю сэндвичи с тунцом и плавленым сыром.

– Я съел тунца на обед.

– Всего?

– Почти.