— Целый спецпоезд тебе выделили, — сказал старший лейтенант, когда они дошли до платформы. — Поедешь как царь. Через сорок минут прибудет.

Вокзальные часы показывали без пяти полдень.

Немногочисленные пассажиры, ожидавшие своих поездов, поглядывали на Гельмута и окружающих его красноармейцев с любопытством. Некоторые подходили и интересовались, «кого поймали», но конвоирам было приказано молчать. Особенно дотошным был толстый мужичок в белой рубашке, вокруг него постоянно бегали двое ребят и показывали на Гельмута пальцами, смеясь. Старший лейтенант отмахивался и иногда ругался.

— Государственное дело, — отвечал он. — Поймали, а кого — не важно. Может, вредителя, а может, шпиона… Работу свою делаем, дядя.

— Немца, что ли? — не унимался «дядя». — Война, говорят…

— Я тебе тоже сейчас скажу чего, только пусть дети уши закроют.

Их разговор прервал сиплый скрежет громкоговорителя.

Гельмут, до того смотревший в пол, поднял глаза в сторону столба, на котором висели два динамика.

Это был голос Молотова.

— Граждане и гражданки Советского Союза! Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление.

Конвоиры крепче сжали винтовки в руках и слушали. Никто не проронил ни слова. У старшего лейтенанта медленно белело лицо.

— Сегодня, в четыре часа утра без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города — Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причем убито и ранено более двухсот человек. Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территории.

Дети перестали бегать вокруг «дяди» и стояли как вкопанные, растерянно хлопая глазами и переглядываясь. Сам же «дядя» беззвучно шевелил побледневшими губами — будто повторял слова из громкоговорителя.

Люди с встревоженными лицами подходили ближе к громкоговорителю, будто бы так было лучше слышно. Гельмут видел крестящихся женщин и мужчин, нервно щелкающих пальцами, сжимавших кулаки: одни шептали что-то другим, другие же прикладывали палец к губам и гневно шипели.

Старший лейтенант сел на скамейку и закурил. У одного из конвоиров вдруг сильно затряслась рука, державшая винтовку — другой взглянул на него непонимающим взглядом. На Гельмута никто не смотрел.

— Уже после совершившегося нападения германский посол в Москве Шуленбург в пять часов тридцать минут утра сделал мне как народному комиссару иностранных дел заявление от имени своего правительства о том, что германское правительство решило выступить с войной против СССР в связи с сосредоточением частей Красной армии у восточной германской границы.