4

4

Тот факт, что генерал Дымов отказался прибыть в пансионат «Солнышко», но приказал полковнику Крутикову выбрать для личной встречи подходящее общественное место, свидетельствовал о том, что высокое начальство мудро решило дистанцироваться от проекта, переставшего сулить что-либо, кроме провала. Крутиков генерала понимал и не осуждал, – сам на его месте поступил бы точно также. Но, увы, пока что Альберт Степанович находился на своем месте, следовательно, подлежал в лучшем случае снятию стружки, головомойке и прочим болезненным процедурам со стороны руководства. О худшем думать не хотелось, но приходилось. Тем более, что это было не трудно: прецедентов – хоть стены оклеивай. Достаточно вообразить себя в штанах в полоску и в кителе с золочеными погонами и вся картина ближайшего будущего как на вернисаже: любуйся, содрогайся и тыковку напрягай. Что полковник и делал, исходя из простой аксиомы: своя рубашка ближе к телу. Особенно если ты в ней родился… Это у простых смертных, надоумленных мадам де Сталь, понять – значит простить, а у небожителей из спецслужб прощением дело понимания не заканчивается, ибо жизнь не стоит на месте, но всегда несется на хромой табуретке вскачь. Следовательно, понять и простить – значит подставить. К примеру, щеку Иуде – для поцелуя…

Выбранное Крутиковым общественное место отвечало всем требованиям конспирации. Во-первых, расположено было на достаточно, но не чрезмерно оживленной улице. Во-вторых, имело целых три выхода, если считать выходом и крышу здания, в подвале которого это место находилось. В третьих, было свободно от постоя электронных насекомых. Наконец, в-четвертых, приятно радовало бумажник своими умеренными ценами. В общем, идеальное место встречи для двух зубров военной разведки…

Альберт Степанович прибыл, как полагается, загодя, проверившись и перепроверившись по дороге относительно внезапного возникновения в своих тылах рудиментарного органа в виде банального хвоста. Бар был заполнен едва ли наполовину. В основном преобладали парочки. Полковник Крутиков, пребывая в роли одинокого мужчины, устроился на высоком табурете за стойкой, подальше от знойной толстухи лет пятидесяти, расточавшей бармену златозубые улыбки. Бармен, без сожаления оставив толстуху и не без сожаления – вафельное полотенце, которым наяривал бокалы, подошел к Альберту Степановичу.

– Добро пожаловать! Как насчет Аньки, Катьки или Данилы?

Крутиков уставился на бармена сущим двоечником, в очередной раз не выучившим урока. Как ни старался он привыкнуть к этому временному месту дислокации, ничего у него не получалось: всякий раз этот шизанутый городишко подсовывал что-нибудь новенькое, – на корове не объехать…