— Иди сюда, Тигра, — прошептал он. — Иди сюда, хороший мальчик!

Кот посмотрел на него огромными янтарными глазами и, казалось, погрузился в раздумье, без эмоций и лишней спешки. Потом он медленно пошел к двери. Нейгл подставил ногу под мягкий живот и одним быстрым движением перенес кота через порог.

— Иди-ка отсюда, ты, чертов дурак! Хочешь потерять все свои девять жизней сразу? Эта гадость смертельна.

Он закрыл дверь, и кот, неожиданно проявив небывалую активность, тут же растворился в темноте.

Нейгл, не включая фонарик, пробрался к задней двери, нащупал засов и открыл ее. На мгновение он остановился, оперевшись спиной на дверь, желая удостовериться, что в конюшнях никого не было. Теперь, когда все было кончено, он осознал, что его лоб и ладони мокрые от пота и ему тяжело дышать. Он несколько раз глубоко вдохнул сырой и сладостно-прохладный ночной воздух. Туман был негустой, едва ли более плотный, чем тяжелая дымка, и проникавший сквозь него свет уличных фонарей, которые отмечали конец конюшен, сливался в темноте в размытое желтое пятно. Свет этот на расстоянии каких-то сорока футов олицетворял для него безопасность. Однако пройти даже столь короткий путь казалось Нейглу невозможным. Словно животное из логова, он, завороженный ужасом, смотрел не мигая на этот манящий свет и заставлял ноги двигаться. Но они его не слушались. Скрючившись в темноте под дверью, он оперся на деревянную поверхность и попытался побороть панику. В конце концов, так сильно спешить незачем. Через какое-то мгновение он покинет это ненадежное убежище и пройдет через конюшни. Потом дело за малым — зайти на площадь с другой стороны и подождать, пока случайный прохожий не увидит, как он колотит в парадную дверь клиники. Он даже продумал слова, которые собирался при этом произнести: «Дело в моей девушке. Думаю, она там, но не хочет открывать. Она была со мной сегодня вечером, а когда ушла, я обнаружил, что ключи пропали. Она была в странном состоянии. Лучше позовите копа. Я собираюсь разбить окно».

Потом на землю со звоном полетят осколки разбитого стекла, он бросится в подвал и должен будет успеть вновь запереть заднюю дверь, прежде чем торопливые шаги идущего за ним человека послышатся где-то совсем рядом. С этого момента все пойдет хорошо, будет легче некуда. К десяти часам тело уберут, клиника опустеет. Через пару мгновений он перейдет к финальному акту. Но не сейчас. Еще не сейчас.

По набережной Эмбанкмент машины почти не двигались — видимо, в отеле «Савой» праздновали какое-то событие. Дэлглиш неожиданно сказал: