– Дилан сейчас у Джека? Скажи мне, что мой сын не у Брэтбери. – Судя по голосу Марка, он предпочел бы, чтобы Дилана воспитывал Тед Банди [48].

Дженнифер смеется.

– Было бы прекрасно. Кузен Джек воспитывает сына Марка Вебстера – ирония судьбы и высшая справедливость, не так ли?

Она снова поворачивается ко мне.

– Можешь себе представить, что произошло в здании Братства, этом здании. – Она обводит склад руками. – От тела избавлялись Марк и Мэтт. Я последовала за ними, проследить, чтобы работа была сделана должным образом. Они вели себя как лунатики. Так вели машину, что могли меня убить. – Она не может не рассмеяться своей шутке. – Я планировала находиться рядом с Марком после того, как ее найдут. Естественно, мы должны были страдать вместе, оплакивать ее. В конце концов он должен был стать моим. Мы могли бы родить ребенка, на этот раз запланированного. Когда они уехали, я сделала несколько фотографий на будущее как инструмент давления, и еще прихватила эти наручники, которые сейчас на тебе. Когда я их сняла, то уловила ее дыхание и поняла, что Бет еще жива. Никчемные идиоты не доделали работу. В конце концов она умерла бы, но я не могла рисковать. Мне самой пришлось это сделать.

– Как? – спрашиваю я. Не хочу знать, но она радуется, когда я задаю ей вопросы. Она ухмыляется.

– Я приложила к ее лицу свою сумочку и придушила. – Дженнифер смакует каждое слово, как будто очень долго ждала возможности их произнести. – Бет уже была без сознания, поэтому я не видела, как из нее уходит жизнь, ничего такого, что доставило бы мне удовольствие, но должна сказать – это принесло мне удовлетворение. Когда я убила суку Райли, я такого удовольствия не испытала, хотя получила кайф от того, что использовала настоящую хрустальную вазу, купленную на богатства семьи Райли. Убийство Марка станет моей наградой за страдания, принесет внутреннее удовлетворение. А ты, боюсь, – просто побочный продукт, так сказать, издержки производства. Тебе не повезло. Ты мне нравишься, думаю, мы могли бы стать подругами.

После всего услышанного это кажется самым худшим. Я думаю, что меня сейчас стошнит, и еще ко всему примешивается боль. Эта женщина идентифицирует меня с собой, она считает нас родственными душами в безумной маленькой пьесе, и эта мысль будет преследовать меня всю жизнь. Хотя жизнь может оказаться очень короткой.

– А брату Бет ты определенно понравилась.

– Брату Бет? Когда я с ним познакомилась?

– Тот мужчина, который прикидывался журналистом. – Я не вижу, как меняется выражение ее лица, когда до нее доходит, как обстоят дела, но слышу, как она смеется в темноте. – О, вижу, что ты не знала! Да, Сьюзан, тебе следует с большей осторожностью выбирать мужчин, которых пускаешь в свою жизнь.