– Начнешь прощать всех и каждого, можешь увлечься и простить родителей, – предупреждает Мэри. – Не думаю, что тебе это нужно. Разве они простили тебя, следуя своей всепрощающей христианской морали? Ты послала им письмо, и где ответ? И это люди, проповедующие милосердие! На словах!

– Нет, они и живут так. После... того происшествия они навестили меня в больнице, сказали, что простили Стивена и Джемму. И что я тоже должна простить. По-моему, я единственная, кто так и не заслужил их прощение.

– Следовательно, ты единственный человек на свете, который прощения не заслуживает. Худший человек на свете, так?

– Да.

Вопрос Мэри вскрыл невидимый нарыв. Этого я так боялась? Стоило встретиться лицом к лицу со своим страхом, и он улетучился, оставив лишь гулкую пустоту. Веки смыкаются. Спать...

Мэри осторожно касается моего плеча:

– Нет, не так. Рут, ты не худший человек, а по-настоящему уникальный. Неужели не понимаешь? Лишь тебе удалось задеть твоих родителей за живое. Ты накричала на них, высказала такое, что им никто сказать не отваживался. Физическое насилие простить несложно, если, конечно, ты не жертва. «Стивен и Джемма? Прощены! Они ведь лишь хотели убить нашу дочь! Сорвавший с нас розовые очки? Вот ему нет прощения!» Понимаешь, о чем я?

Вроде бы понимаю. Если способна простить Стивена и Джемму, значит, я лучше и милосерднее, чем мои родители, хотя и не христианка, и в Бога не верю. Мэри, Стивен, Джемма, мама, папа, я сама – может, я смогу простить всех.

– Я о том, что твои родители – жуткие говнюки. Пошли они куда подальше!

Я слабо улыбаюсь и прошу:

– А теперь расскажи про Марту и Эйдена.

Огонек в глазах Мэри гаснет, словно внутри перегорела лампочка или сели батарейки.

– С одним условием. Это моя история, поэтому судья и палач в ней я. Захочешь кого-то пожалеть или оправдать – пожалуйста, только не вслух. Я не так великодушна, как ты.

Я киваю. Мэри куда свободнее меня, особенно в отношении чувства вины. Она научилась жить со своим горем и даже обратила его себе во благо. Смогу я стать такой, как она, или навсегда останусь невидимым прокурором, строго наблюдающим за каждым своим шагом?

Мэри встает и опять закуривает.

– Эйден и Марта встретились на собеседовании. На факультете искусства кембриджского Тринити-колледжа выбирали младшего научного сотрудника. Должность получил Эйден, а Марта отчаянно храбрилась и потчевала народ болтовней о том, что все ее беды от денег. – Мэри улыбается. – Помню, у нас вела уроки практикантка, которая однажды спросила, сколько телевизоров в домах наших родителей. Больше всего оказалось у Мартиных – семь. Практикантка онемела от удивления. Эдакая луддитка, поборница всего естественного, она решила уточнить, в каких комнатах стоят телевизоры. Марта с ходу перечислила шесть: на кухне, в гостиной, в родительской спальне, в ее спальне, в комнате отдыха, в летнем домике. Практикантка спросила про седьмой, а Марта, безошибочно предугадав ответную реакцию, замялась. Практикантка настаивала, и Марта, покраснев, сказала: «В родительском самолете».