– Вы хотели, чтобы кто-то заплатил за вашу боль и страдания, однако Рей была невиновна и потому не могла этого сделать. И даже если к тому моменту вы убедили себя, что ваши дети умерли от вакцины, кого вы могли за это наказать? Венди Уайтхед? Но ведь она была на стороне Рей, то есть против вакцины. Вам было не на кого взвалить вину за это. Куда проще с помощью теста разоблачить детоубийцу – Хелен Ярдли или Сару Джаггард. В отличие от Рей, они могли быть виноваты. Вот пусть они и заплатят.

– Я перепоручил Сару другому человеку, – произносит Ангус. – Но он все запорол. Среди бела дня набросился на нее в людном месте. Понятно, что ему помешали. Поэтому Хелен я взял на себя. Впрочем, наверное, я взял бы ее на себя в любом случае. Сара Джаггард убила – или же не убила – чужого ребенка. Мне она была менее интересна.

– И вы убили Хелен Ярдли, – говорю я, чувствуя, что меня сейчас вырвет. – Вы выстрелили ей в голову.

– Да, я ее убил.

Он это сказал. Он признался перед камерой.

– И вы убили Джудит Даффи.

– Да. Похоже, полиция ошибочно записала меня в сторонники Даффи. Я решил показать им, что они заблуждаются. Даффи требовалось преподать урок, урок правды и честности. Непредвзятости. Ибо как можно судить, не будучи непредвзятым? На совести Даффи были ужасные ошибки – так пусть же она в них признается.

Стоящая рядом с ним Рей плачет.

– Почему ты не пошла в полицию? – спрашиваю я ее. – Ты ведь наверняка догадалась, когда узнала про Хелен…

– У меня не было доказательств.

– Но ты ведь знала, что он сделал с тобой.

– Мне пришлось бы давать показания против него, – она стирает слезы. – Он бы обвинил меня во лжи. Я не хотела причинять ему новые страдания. Довольно тех, что он уже перенес. Мне хотелось другого: чтобы он рассказал все сам. Я понимала: дальше так нельзя, но… Мне хотелось, чтобы все завершилось правильно, и я думала, что смогу убедить его.

– Брак и очередной ребенок в обмен на признание, и чтобы больше никаких убийств? – спрашиваю я. Ребенок Лори Натрасса.

Мои слова задевают ее. Она морщится.

– Рей права, – говорит Ангус, беря ее за руку. Она прижимается к нему. Она все еще его любит. – Так и впрямь лучше. Я должен был морально созреть, чтобы поведать свою историю.