— Погляди, пожалуйста, на эту схему, Лотар, — говорил ван Хоор, показывая на трехмерный скелет «Туннеля» на компьютере. — Что-нибудь привлекает твое внимание?
— Эти красные точки.
— Вот именно. А знаешь, что это?
Босх заерзал в кресле.
— Наверное, эваковыходы для публики.
— Точно. И что ты о них думаешь?
— Альфред, пожалуйста, расскажи все сам. У меня будет ужасное утро. Мне не до экзаменов.
Рита молча улыбнулась. Юный ван Хоор принял обиженный вид.
— Лотар, эваковыходов для картин
Он нажал клавишу, и начался спектакль. Ван Хоор смотрел на экран так же горделиво, думал Босх, как Нерон на разрушение Рима. За несколько секунд весь трехмерный «Туннель» был охвачен пламенем.
— Я знаю, что завесы сделаны из невозгораемого материала и что Попоткин клянется, будто софиты светотени в отличие от обычных ламп не могут спровоцировать короткое замыкание. Но представим себе, что, несмотря на все это, пожар возникнет…
Игорь Попоткин был физиком, создавшим софиты светотени. Кроме того, он был поэтом и пацифистом, как многие русские ученые, сформировавшиеся в эпоху гласности и перестройки. Стейн говорил, что через пару лет ему дадут какую-нибудь Нобелевскую премию, хоть и не решался предположить, какую именно. Босх видел Попоткина пару раз, когда тот приезжал в Амстердам. Это был старичок с бычьим лицом. Ему страшно нравилось курить травку, и он обошел все «кофейни» Красного квартала, коллекционируя мешочки.
— Как ты думаешь, Лотар, что произойдет, если начнется пожар?
— Что бегство публики будет мешать эвакуации картин, — сказал Босх, полностью отдавшись допросу.
— Вот именно. А значит, какой из этого выход?
— Увеличить число эваковыходов.
На лице ван Хоора появилось выражение притворного сочувствия, как у ведущего телеконкурса, который слышит неправильный ответ.
— На это у нас нет времени. Но вот что мне пришло в голову. Одна из групп охранников должна будет эвакуировать картины в случае катастрофы. Смотри.
Появились марионетки в белых штанах и рубашках и в зеленых жилетах.