Джемма могла. Джемма провоцировала, но на этот раз до Купера дошло с опозданием. Поэтому, когда он осекся, пытаясь осознать, что его провели, Джемма произнесла абсолютно серьезным голосом:

– Я сниму амулет. Я сниму его, – медленно повторила она. – Если ты сейчас же не скажешь, где мы и что здесь происходит.

Купер знал, что она не шутит. Джемма вложила в него это знание, протолкнула сквозь грудную клетку. Чистое, незамутненное намерение, – в этот момент она чувствовала, что может даже проснуться, прямо сейчас, если захочет. А затем залезет под горловину свитера, дернет холодную цепочку через голову, и…

Это место – не то, что мы о нем думаем.

Это был ее собственный внутренний голос, ее собственные мысли. Они возникли в голове так же естественно, как секундой назад – другие до них. Но Джемма остановилась, зацепилась именно за эти слова. Прислушалась.

Всё, что мы здесь видим, не то, чем кажется.

Лицо Купера было сосредоточенным, хотя внутри у него плескался испуг. «Он боялся того, что делает, – поняла Джемма. – Он словно… Пытался кого-то обмануть».

Мы все собрались здесь, запечатлены здесь, остались здесь, ждем здесь, заключены здесь.

Джемма протянула руку, и Купер схватился за нее, стиснул холодными пальцами. Ей казалось, что мысли должны зазвучать громче, отчетливее, но они стали тише. Превратились в испуганный шепот.

Мы будем заходить в этот лес снова и снова. Будем искать ответы. Искать выход. Искать тебя. Потом – возвращаться сюда, в ночь на этом утесе, в сгоревший дом. Видеть твои сны. Впускать тебя в свои. Раз за разом.

Взгляд Купера остекленел.

Просыпаясь по утрам, мы будем видеть то, чего не должны. Слышать вещи, которых не может быть. Ощущать то, чего не существует.

Мысли стали сбивчивыми, прыгали, вырываясь из стройного ряда, и Джемма силилась сохранить концентрацию, чтобы они продолжали звучать в ее голове.

Мы встретим мертвое, притворяющееся живым, и живое, притворяющееся мертвым.