Светлый фон

Что ж, страдания Стефана закончились. Он больше не в плену своего разваливающегося разума. Его больше не мучат приступы прояснения, он больше не похож на утопающего, который выныривает на краткий миг из пучин, прежде чем его снова захлестнет волной. Дальнейшего угасания не будет. С этого момента угасать будет только она. И вся боль будет принадлежать только ей. Она примет ее со смирением, считая, что вполне заслуживает наказания. Это похоже на своего рода епитимью.

Но виновата ли она в том, что помогла Стефану? В самом деле? Нет, за это Элизабет не ощущает вины. В глубине души она чувствует, что это было проявление любви. Джойс поймет, что это была любовь. Почему ее вообще волнует, что подумает Джойс?

Нет, это наказание за все остальное, что она натворила в жизни. За все, что ей пришлось совершить за долгую карьеру, вне всяких сомнений. За все, под чем она подписалась, за все, на что дала согласие. Это расплата за все ее грехи. Стефан был послан ей свыше, а потом отнят, чтобы наказать. Она поговорит об этом с Виктором, и он наверняка согласится. Какими бы высокими материями ни оправдывались ее деяния на службе, они были не настолько благородны, чтобы обелить пренебрежение к чужим жизням. День за днем, задание за заданием… разве это избавило мир от зла? Можно ли надеяться, что все дьяволы до одного умрут? Смех да и только. Зло всегда будет нарождаться заново, как весной нарциссы.

Так для чего же все это было? Вся эта пролитая ею кровь?

Стефан оказался слишком прекрасен для ее испорченной души. Вселенная ведала об этом, потому его и забрала.

Но Стефан-то ее знал, разве нет? Разве он не увидел ее такой, какая она есть, и разве не понимал, кем она была? Однако Стефан все равно ее выбрал. Стефан создал ее заново — вот в чем истинная правда. Он склеил ее воедино.

И вот она лежит одна. Разваленная. Расклеенная.

Как теперь продолжать жить? Разве это возможно? Она слышит шум машины на далекой дороге. С какой стати кто-то сел за руль? Куда теперь вообще ехать? Почему часы в прихожей продолжают тикать? Разве они не знают, что остановились несколько дней назад?

По дороге на похороны в машине с ней сидела Джойс. Они не разговаривали, потому что сказать пришлось бы слишком многое. В какой-то момент, бросив случайный взгляд из окна, Элизабет увидела, как мать малыша, сидящего в коляске, поднимает оброненную им мягкую игрушку. Элизабет чуть не разразилась истерическим смехом оттого, что жизнь осмеливалась продолжаться. Разве эти люди не знали? Разве они не слышали? Теперь все изменилось, абсолютно всё. И все же не изменилось ничего. Ничего. День продолжался своим чередом. Старик на светофоре снял шляпу, увидев проезжающий мимо катафалк, но в остальном улица осталась той же самой. Как эти две реальности могут существовать одновременно?