– Ты и так прожила достаточно долго, не так ли? – пробормотал он. – Никто не будет сильно скучать по тебе, по твоим пожелтевшим зубам, слюнявому рту и истощенному телу. Ты никому не нужна. Ты не можешь поднимать или переносить вещи, или успокаивать другого человека, приглаживая его волосы, или обнимать его, когда ему больно. Ты даже не можешь подтереть свою собственную тощую задницу. Ты бесполезна. Неприятный довесок, подобный прыщу на щеке или язве на губе. Ты не можешь произвести ничего ценного или полезного. Ты можешь только брать, потребляя драгоценные ресурсы, предназначенные для молодых, сильных людей. Самое милостивое и полезное, что ты можешь сейчас сделать, – это просто умереть, освободить себя и меня от бремени жалкого существования, которое вряд ли заслуживает того, чтобы называться жизнью.

Ему было больно думать обо всех мужчинах, которые с радостью пользовались этим телом, когда оно было молодым, гибким и гладким. И все же никто из них не должен был заботиться о нем сейчас, когда оно приходило в упадок.

Он вспомнил, как впервые увидел своего отца. Ему всегда было интересно, кто он такой, но особой надежды выяснить это у него не было. Так много мужчин отдавали свои чресла его матери, что вариантов было множество. И все же в тот день, меньше года назад, когда он увидел этого человека, то сразу все понял. У них было одинаковое телосложение, одинаковая форма головы и бледная кожа, одно и то же ничем не примечательное лицо с пухлыми щеками и округлым подбородком. Но главным признаком оказалась походка. То, как они оба при каждом шаге выставляли вперед плечи, с некой надменной важностью, словно бросая вызов кому-то, кто мог бы противостоять им. Его мать всегда говорила ему, что человеку его положения глупо изображать такую походку, но это не было притворством – это была его природа.

В тот раз, теплым весенним днем, он проследовал за отцом несколько кварталов по Бродвею, отставая ровно настолько, чтобы его не заметили. Он еще не знал, что делать с этой информацией, но всему свое время.

Его мать пошевелилась и застонала, затем громко рыгнула. Тонкая струйка слюны потекла у нее изо рта на испачканную наволочку. Вздохнув, он подошел к кухонной раковине, нашел не слишком отвратительную мочалку и полотенце и вернулся к кровати, чтобы смыть экскременты с тела своей матери.

Глава 52

Глава 52

Рассвет понедельника выдался ясным и теплым. Проснувшись до того, как зазвонил будильник, Элизабет встала и выглянула в окно. Земля все еще была влажной после вчерашнего дождя. В утреннем воздухе поднимался пар от тротуаров. Ей не терпелось попасть в «Геральд», поэтому она решила приехать пораньше и закончить статью там. Она беспокоилась о Кеннете Фергюсоне. Поскольку от Джеймса Гордона Беннетта до сих пор не было ответа, она понятия не имела, получил ли он ее телеграмму.