Энджи покачала головой:
– Заперто. – Она задышала чаще: – Уходи!
– Ладно, ладно, я даю тебе волшебный ключ. Я хочу, чтобы ты открыла дверь волшебным ключом и вышла за порог.
Энджи взяла ключ, который вдруг лег ей в ладонь, – большой, бронзовый, как из ее любимой книги сказок. Она вставила ключ в замок и со скрипом отворила большую дверь. Свет – белый, яркий, слепящий – ворвался внутрь.
– Иди в дверь, Энджи.
Но она повернулась, глядя в темноту комнаты, и протянула руку.
– Пойдем, – прошептала она. – Пойдем в рощу поиграть! – В другой руке у нее вдруг оказалась корзинка. –
– А что это значит, Энджи?
Она начала напевать:
– Мы ягодки, черные ягодки… Мы ягодки, черные ягодки…
– Для кого ты поешь?
– Она должна прийти поиграть. Мы пойдем в рощу, под большие тамаринды. С корзинками. По ягоды.
– Кто должен прийти поиграть? Та женщина, которая пела?
Нет, нет, нет… В груди у Энджи все сжалось, виски стиснуло. Она замотала головой, все сильнее и сильнее. Она отчаянно рвалась вперед, а осока и куманика резали ей ноги до крови. Она пробивалась сквозь кусты, бежала под деревьями и вдруг очутилась на холодной улице, покрытой снегом и увешанной рождественскими гирляндами… «Убегай! Беги!» Идет снег. Энджи часто, тяжело дышала.
– Что происходит?
– Он идет. Большой рыжий дядька и еще другие. Гонится.
– А куда ты бежишь?
– Темно. Там темно. Иди! Иди сюда! Забирайся внутрь! Мне нужно забраться и сидеть тихо, как мышка.
– Ладно, забирайся внутрь и скажи мне, куда ты забралась.