Запасы человеческой выносливости – вещь загадочная. Невозможно измерить их или хотя бы догадаться об их существовании, пока обстоятельства не вытащат их наружу. Я бы никогда не подумал, что Бреннан настолько несгибаем, однако его поведение после ареста говорило само за себя.
– В понедельник его отпустили, – сообщил мне сержант в тюрьме Скотленд-Ярда. – И правильно сделали. Из этого Бреннана ни словечка не вытянули, даже когда жар спал, да и доказательств против него не нашлось.
– А что с господином Хэксби? – спросил я, позвякивая монетами в кармане.
– Как вы и велели, глаз с него не спускаю, сэр. Забочусь об этом бедном джентльмене, словно мать о младенце.
– Как его здоровье? Он ест?
– Выпил чуть-чуть бульона, но этими двумя каплями и воробей бы не насытился. – Сержант на секунду положил руки на собственный огромный живот, будто желая подчеркнуть разницу между своей прожорливостью и отсутствием аппетита у Хэксби. – А зубы у бедолаги стучат так, что он бы ни слова выговорить не сумел, даже если бы захотел. Во вторник к нему приходил врач. Этого доктора молодой Бреннан прислал. Но толку никакого. Я бы его заранее предупредил, что Хэксби лечить – только деньги зря переводить. Раз у старика трясучка, от здешней сырости дрожь его будет бить еще сильнее. Пока он отсюда не выйдет – не оправится.
– Хэксби допрашивали?
Сержант кивнул:
– Несколько раз. Однако наш джентльмен не из болтливых, верно?
Я задался вопросом: зачем Чиффинч так долго держит Хэксби под арестом? Может быть, против него появились новые доказательства? Но скорее всего, об архитекторе просто забыли. Я вытащил из кармана деньги.
– Отведете меня к нему?
Здоровенная ручища сержанта проглотила серебряные монеты. Покачивая необъятным седалищем, он зашагал по коридору, где располагались камеры, а я последовал за ним. Вслед нам неслись крики несчастных, содержавшихся в общей камере. В нос ударило всепроникающее зловоние: пахло нечистотами и отчаянием.
Хэксби я нашел там же, где оставил его в прошлый раз: старик лежал на койке лицом к стене. Но когда я его окликнул, Хэксби медленно повернулся в мою сторону. При виде него я испытал потрясение: голова напоминала череп, обтянутый грязной тканью вместо кожи, одежда успела впитать тюремную грязь. Хэксби давно не брился, и седая щетина придавала ему дикий, даже хищный облик. Он напоминал отшельника, слишком долго бродившего по лесной чаще наедине с собственными мыслями.
– Соберетесь уходить – стучите в дверь, – велел сержант.
Когда мы с Хэксби остались одни, я наклонился и прошептал ему на ухо: