Ожидая его в кафе «Духи», на самой красивой панорамной террасе города, откуда открывался вид на весь Кальяри и его залив с вала Сен-Реми, Ева мысленно возвращалась к тем дням безоговорочного страдания; ее реакция исходила из глубокого чувства вины: если Майя родилась с этой болезнью в организме, то каким-то образом виновата она, Ева. Она была ответственна за это. Боли были настолько сильными, что у маленькой девочки развилась зависимость от оксикодона, опиоида, столь же сильнодействующего, как морфин. Ночи сопровождались криками и плачем ребенка…

Инспектор закрыла глаза и заставила себя перестать мучить себя этими воспоминаниями.

– Ты меня удивила, – сказал Марко через несколько минут, садясь за стол под нарядной беседкой. – Я ожидал, что меня будут искать все, кроме тебя.

– Вчера я была большей стервой, чем обычно, – возразила Ева, пожимая плечами.

– Да здравствует искренность, – сказал он, улыбаясь. Остановил официантку и заказал себе напиток: сухой мартини. – Ты позвонила моему другу из криминалистики.

– Да, но я не поэтому попросила тебя о встрече.

– Нет?

Ева сделала глоток и слегка покачала головой.

– Ты хотела извиниться передо мной?

– Нет, я еще не достигла такого уровня совершенства.

Марко улыбнулся:

– Могу ли я тогда спросить, что заставило тебя передумать?

– Один из детективов, с которым я здесь работала, покончил жизнь самоубийством прошлой ночью.

Марко изогнул бровь.

– Подожди секунду: ты стреляешь в какую-то женщину, твой коллега кончает жизнь самоубийством, фотографии мертвой девушки у тебя на стене… Что, черт возьми, происходит, Ева?

– Не знаю, но это не главное.

– Что тогда?

– Уход этого человека заставил меня задуматься о многом и о нас тоже. Есть несколько вещей, над которыми мы по-настоящему не задумывались… вернее, я не задумывалась.

– Например, то, почему ты не пришла на похороны дочери?

Ева ждала этого удара, но не предполагала, что он причинит ей такую боль.