Хватаю стопку карточек для заметок и выписываю все имена, которые Тик-Так прислал мне по электронной почте, но и после этого ничего в голову не приходит.
– До пошло оно все!
Я подбрасываю карточки в воздух и смотрю, как они порхают повсюду. Почему я не могу в этом разобраться? Мой взгляд падает на обложку книги моей матери – послания, оставленного для меня. Во всем этом есть бо´льшая картина, и мне нужно понять, что она собой представляет. И что я тут упускаю.
о´
Ложусь на пол, прижимая книгу к груди, и смотрю в потолок.
– Думай, Лайла, – бормочу я. – Думай!
Заставляю себя мысленно вернуться в тот бар в вечер нападения на меня. Приказываю себе пережить все это заново, но вместо этого вспоминаю тот вечер, когда только познакомилась с Кейном. Я была в Бухте, на вершине одного из тех валунов – там, где мы с ним встречались пару дней назад. В месте, которое потом стало нашим тайным убежищем. В месте, где никто не мог услышать, о чем мы говорим. В месте, которое моя мать тоже использовала, чтобы укрыться от всех, кто хотел заполучить частичку ее, включая моего отца.
Сама не знаю, почему именно это воспоминание я выбрала прямо сейчас, но мой разум регулярно гоняет меня по кругу – приводит в разные места, чтобы тут же показать другие. Я знаю это и поэтому закрываю глаза и позволяю себе полностью погрузиться в тот момент – ощутить, как ветер развевает мои волосы, почувствовать вкус соли на губах. Я даже вижу, во что я была одета: в черное. Во все черное, потому что смерть поглощала меня, разъедала изнутри. И я все глубже погружаюсь в эти воспоминания, переживая их заново, как будто все это происходит прямо сейчас…
Вокруг меня гуляет ветер, дующий с океана, волны разбиваются о скалы, соль у меня на губах, и впервые за целый месяц с тех пор, как мою мать объявили погибшей, это не из-за моих слез. Сегодня вечером все изменилось – больше режущей, кусающей боли, а не эмоциональной бури. Мною все сильней овладевает усталость – недели, когда я почти не спала, наконец-то настигают меня, но я не хочу ехать в коттедж, в дом моей матери. Снимаю куртку, ложусь спиной на камни, подложив ее под голову, и луна светит мне прямо в глаза. Опускаю веки – мне просто нужно отдохнуть несколько минут, но какой-то звук встряхивает меня, и я сажусь. В этот момент какой-то мужчина, приближения которого я даже не слышала, опускается передо мной на корточки – без пиджака и галстука, с закатанными до локтей рукавами.
Вокруг меня гуляет ветер, дующий с океана, волны разбиваются о скалы, соль у меня на губах, и впервые за целый месяц с тех пор, как мою мать объявили погибшей, это не из-за моих слез. Сегодня вечером все изменилось – больше режущей, кусающей боли, а не эмоциональной бури. Мною все сильней овладевает усталость – недели, когда я почти не спала, наконец-то настигают меня, но я не хочу ехать в коттедж, в дом моей матери. Снимаю куртку, ложусь спиной на камни, подложив ее под голову, и луна светит мне прямо в глаза. Опускаю веки – мне просто нужно отдохнуть несколько минут, но какой-то звук встряхивает меня, и я сажусь. В этот момент какой-то мужчина, приближения которого я даже не слышала, опускается передо мной на корточки – без пиджака и галстука, с закатанными до локтей рукавами.