— Да, неплохо. Особенно ремарка о дьяволе.

Я не понял — наверное, потому, что было время сиесты.

— А что там о дьяволе?

— Фраза Бодлера, которую цитирует один из персонажей: «Величайшая хитрость дьявола заключалась в том, что он убедил мир в своей нереальности».

Я молча смотрел на Асьера: неужели это он говорит мне о дьяволе и его хитрости? Ладно, пусть будет так.

— Я должен задать тебе несколько вопросов, — сказал я, откашливаясь.

— Так я и думал. В последнее время с тобой невозможно встретиться, просто чтобы выпить кофе. Давай, говори, через час мне надо в аптеку, — угрюмо добавил он.

— Я хочу, чтобы ты рассказал мне все, что помнишь о Ребекке, дочери Сауля.

— Уф… этот ребенок. — Асьер поморщился: воспоминание о Ребекке было явно не из приятных.

— Этот ребенок… что?

Асьер скручивал пальцами тоненькую бумажную салфетку, из тех, что обычно ставят на столик в кофейне, и в итоге сделал из нее подобие бечевки.

— Я с ней почти не общался. Что ты хочешь узнать?

— Что произошло между вами, почему ты ее так тщательно избегал? Ты держался с ней очень враждебно.

— Ты собираешься меня за это арестовать? — Он насмешливо поднял бровь.

— Перестань, Асьер.

— Ладно, извини. Я просто нервничаю из-за этого всего. Хорошо, когда прошлое остается в прошлом, не так ли?

— Скажи это Хоте.

Он вздохнул; ему явно стало не по себе.

— Ладно. Ребекка… Попробую. Эта девочка была довольно странной. В первый же вечер она потащила меня на кухню и принялась там рыдать. А потом рассказала такие кошмарные вещи, что мне захотелось вернуться в Виторию. Нет, серьезно. Я подумал: «Куда, черт возьми, я попал?» Как такое может быть, что у двенадцати- или тринадцатилетней девочки в голове такие гадости…

— Что же такого она тебе рассказала, Асьер?