Ирати ждала нас у двери гостиницы. Я жестом велел ей не шуметь и убрал пистолет в кобуру. На ее кукольном личике отобразилась тревога: должно быть, мы выглядели устрашающе в полном обмундировании.

Она провела нас через стекольную мастерскую. Десять полицейских рассредоточились вдоль полок, заставленных бутылками из синего стекла и круглыми декоративными вазами, надутыми, как воздушные шары.

Когда мы достигли подсобки, я глубоко вздохнул и постучал в дверь. Милан и Пенья стояли по обе стороны от меня с пистолетами наготове. Было важно, чтобы никто в комнате их не заметил: одно неверное движение, один лишний взгляд – и все погибло. Я осознавал, что имею дело с эмоциональным нитроглицерином, и в этом бутылочном море все могло взлететь на воздух.

– Входите! – раздался голос Бельтрана, молодого адвоката.

Мы с Ирати вошли. Рамиро Альвар сидел в инвалидной коляске своего брата. При виде меня он тяжело сглотнул. Рядом с ним стояла раскладушка, на которой он, вероятно, спал последние несколько ночей. На этот раз я узнал в Себасе не только парня Ирати, но и здоровенного водителя «скорой помощи», который помогал восьмидесятилетнему священнику в Кехане.

Гонсало шагнул вперед.

– Мне очень жаль, дядя. Все кончено.

Я направил пистолет на Рамиро Альвара. Тот даже не удосужился поднять руки, ошарашенно глядя на Гонсало.

– Ты меня предал? Я дал тебе денег, чтобы ты мог работать, я пожертвовал костный мозг ради спасения твоей жизни… И вот как ты отплатил своему единственному родственнику? – В его голосе сквозило все разочарование мира.

– Ты не пустил меня жить в башню, наш семейный дом! Отправил меня в деревню, как Нограро второго сорта, как еще одного ублюдка…

Мы с изумлением посмотрели на Гонсало. Никто не ожидал такой гневной тирады от столь уравновешенного и воспитанного молодого человека. Однако в данный момент его кулаки были сжаты, а голос дрожал.

– Я сделал это, чтобы тебя уберечь. Ты даже не представляешь, как низко пала наша семья, – ответил Рамиро, тоже повысив голос.

– Уберечь меня? От чего именно?

– От моего другого «я», от моего диссоциативного расстройства, которое преследовало всех наших предков. Ты воскресил Альвара, самое худшее в Альваре. И я не знал, как он к тебе отнесется. Он мог тебя возненавидеть за то, что ты родился, или стал бы презирать, сделал твою жизнь невыносимой, как это произошло со мной. Поэтому я избегал тебя и стал реже появляться в Угарте. Я не хотел стать еще одним священником-ловеласом, который разрушает семьи, как другие мужчины Нограро.

– Что ты несешь? – растерянно спросил Гонсало.