Я скрутил шею Пэттона свободной рукой, и звук, который он издал, напоминал дикую смесь из крика и лая. Я сдавил его горло, но рука скользнула вверх по холеной шерсти, и пасть вновь приблизилась к моему лицу.
Когда он стал бить меня задней лапой по руке, я приставил пистолет к его груди и дважды спустил курок. Голова пса откинулась, как если б он услышал, что его зовут, затем он дернулся и вздрогнул, а из пасти послышалось шипение. Его тело в моих руках обмякло, он повалился на правый бок и утих между стоящими в ряд стульями.
Я сел и разрядил обойму из шести пуль по зеркалам и бутылкам позади стойки, но Джерри уже нигде не было.
Фил лежал на полу возле своего стула, зажимая рукой горло.
Когда я подполз к нему, входная дверь слетела с петель, и я услышал голос Девина:
— Не стрелять! Не стрелять! Это наш! — И затем: — Кензи, брось пистолет!
Я добрался до Фила и положил пистолет рядом с ним.
Больше всего крови вытекло из правой стороны горла, где Джерри сделал первый надрез, прежде чем распороть и левую, изобразив таким образом «улыбку».
— Скорую! — закричал я. — Нужна скорая помощь!
Фил посмотрел на меня как-то смущенно, глядя, как яркая кровь течет сквозь его пальцы и перехлестывает через руку.
Девин подал мне полотенце со стойки, я припечатал его к горлу Фила, прижав сверху руками.
— Дело дрянь, — сказал он.
— Не разговаривай, Фил.
— Совсем дрянь, — снова сказал он.
Жемчужные слезинки-близнецы появились в его глазах, как будто он ждал этого момента со своего рождения, словно, покидая утробу матери, мы приходим в этот мир либо победителями, либо проигравшими, и ему на роду было написано оказаться ночью на полу бара, заполненного запахом несвежего пива, пропитавшего квадраты линолеума, с перерезанным горлом.
Фил попробовал улыбнуться, слезинки покатились из уголков глаз к вискам и скрылись в темных волосах.
— Фил, — сказал я, — все будет хорошо.
— Знаю, — ответил он.
И умер.