— Не знаю. Стоунхем и ААФ. Они как-то ассоциируются.

— «Единственная станция, чья музыка действительно цепляет», — сказал я. — Ну ты и обезьяна!

* * *

Я быстро принял душ вслед за Энджи и вошел в гостиную, когда она рылась в кипах своей одежды. На ней были черные сапоги, черные джинсы и черный лифчик без рубашки, и рылась она в своих футболках.

— Господи боже, госпожа Дженнаро! Делайте со мной что хотите — вейте из меня веревки, стегайте меня кнутом, принуждайте подписывать фальшивые чеки!

Она улыбнулась:

— Так тебе нравится этот мой вид?

Я высунул язык и часто задышал.

Она приблизилась ко мне, с ее указательного пальца свешивалась футболка.

— Когда мы сюда вернемся, можешь не стесняться и скинуть с меня все это.

Тут я совсем задохнулся, она же, улыбнувшись мне прелестной широкой улыбкой, взъерошила мне волосы:

— Иной раз ты бываешь просто прелесть, Кензи.

Она повернулась, чтобы идти обратно к дивану, но я протянул руки и, поймав ее за талию, привлек к себе. Поцелуй этот был таким же долгим и крепким, как первый наш поцелуй накануне, в ванной. А может быть, он получился более долгим и более крепким.

Когда мы оторвались друг от друга, ее руки гладили мне лицо, мои же касались ее задницы, и я сказал:

— Я мог бы не прерываться весь день.

— В следующий раз дай себе волю.

— Тебе хорошо было прошлой ночью?

— Хорошо? Потрясающе!

— Да, — сказал я. — Потрясающая — это ты.

Ее руки, скользнув по моим щекам, опустились мне на грудь.