— У нее спроси, — пожал плечами я.

— Спрашивал. Не говорит.

Я снова пожал плечами, не решаясь пускаться в объяснения.

— Старина, — Бубба замялся, — я и сам не рад, что помогаю ей переезжать. Понимаешь? Но она меня попросила.

— Все нормально, не бери в голову.

Хелен сообщила телерепортеру, что считает себя счастливейшей женщиной на свете.

Бубба покачал головой, пошел из комнаты, взял у двери составленные стопкой коробки и стал спускаться с ними по лестнице.

Я прислонился к притолоке двери в спальню и смотрел, как Энджи вытаскивает из стенного шкафа рубашки и бросает на кровать.

— У тебя ведь все наладится? — сказал я.

Она протянула руку и вынула из шкафа несколько вешалок, держа их за шейки крючков.

— Все будет нормально.

— Может, поговорим?

Она расправила складки на верхней рубашке в стопке.

— Уже говорили. В лесу. Мне больше нечего сказать.

— А мне есть.

Она открыла чемодан, уложила в него стопку рубашек и застегнула молнию.

— Тут какие-то твои, — сказала Энджи, имея в виду вешалки. — Я потом верну.

Она взяла костыли и повернулась ко мне.

Я стоял в дверях, мешая ей пройти.

Энджи опустила голову и посмотрела в пол.