— Что там с Уэсли? Доктор? Что с ним?

Он несколько раз хлопнул рукой по соседнему сиденью. Хлопнул по приборной доске. Хлопнул по рулю. Полез во внутренний карман пиджака и вытащил пластиковый пакет, скрученный рулоном так плотно, что формой напоминал сигару. Пакет развернулся. Я увидел, что в нем было, и по шее у меня побежали мурашки.

Это был человеческий палец.

— Это его, — сказал Кристофер Доу. — Это палец Уэсли. Он прислал его мне сегодня вечером. И сказал… сказал… сказал, что, если я не привезу деньги на придорожную автостоянку на третьем шоссе, то в следующий раз он пришлет мне его яичко.

— На какую автостоянку?

— Перед съездом на Маршфилд, на южном направлении.

Я посмотрел на сумку:

— Откуда вы знаете, что это палец вашего сына?

Он выкрикнул:

— Он мой сын!

Я на секунду опустил голову и сглотнул.

— Да, сэр, но у вас нет никакой уверенности, что это палец именно вашего сына.

Он ткнул пакетом мне в лицо:

— Видите? Видите шрам?

Я посмотрел. Шрам был бледным, но заметным. И формой напоминал звездочку.

— Видите?

— Да.

— Это след головки винта для крестовой отвертки. В детстве Уэсли упал у меня в мастерской, и этот винт впился ему в палец. До кости. — Он ударил меня по лицу пакетом. — Это палец моего сына, мистер Кензи!

Я даже не шелохнулся. Продолжал смотреть в его горевшие диким огнем глаза, приказав себе хранить полное спокойствие.

Через минуту он аккуратно завернул пакет и убрал его назад во внутренний карман пиджака. Шмыгнул носом и утер слезы. Он сидел и смотрел в лобовое стекло, на фургон Буббы.