В это время внизу в подъезде хлопнула сначала входная дверь, потом металлическая дверь лифта, в шахте натужно загудело, и снизу вверх поплыла темная кабина.

«Господи! Это наверняка Сережа! Сразу выйти? Нет, там, на площадке, темно и вообще кошками воняет! Пусть уж он зайдет в квартиру, а я потом позвоню, как задумано».

Кабина остановилась чуть ниже ее, как раз на четвертом этаже.

«Сережа!» – поняла она, и сердце сорвалось и ухнуло куда-то вниз, но ей было уже не до него. Дверца лифта захлопнулась с противным металлическим лязгом.

– Осторожно, смотри опять во что-нибудь не вляпайся, – услышала она Сережин голос.

– А ты же хотел поговорить с ней, – ответил звонкий женский голос. – Что она здесь развела столовую для кошек. Ладно, блюдце с молоком, это еще ничего. А в прошлый раз по всей площадке рыбьи кости были разбросаны.

Голос показался Арине знакомым. Она осторожно выглянула из своего убежища. Внизу на площадке стоял Сергей, а рядом с ним спиной к Жанне, какая-то женщина. Как будто почувствовав что-то, она повернулась и подняла голову. Это была Александра Буренкова.

Натужно заскрипев, открылась дверь. Сергей пропустил Буренкову внутрь квартиры и вошел следом за ней. Дверь захлопнулась. И снова наступила тишина. Вернее, не совсем тишина, так как рядом что-то громко стучало. Жанна испуганно оглянулась. Но тут же поняла, что это ухает ее сердце, и этот гулкий звук отдается в висках. Жанна снова присела на подоконник и постаралась взять себя в руки.

«Вот и все! Как просто и банально! А я… Какая же идиотка! Примчалась! Все бросила! Сижу в этом вонючем подъезде. Как какая-нибудь истерическая барышня-институтка. Сюрприз ему, видите ли, решила устроить. Устроила. Себе. Интересно, давно они вместе? Хотя какое это имеет значение. Ясно, что она живет с ним здесь. Или бывает регулярно. А может, позвонить в дверь и зайти? А зачем? Только еще не хватало мелодраматических сцен. Нет. Все. Надо идти».

Оставался еще вопрос, куда идти. В Москве у нее никого не было. Родители Жанны умерли в середине девяностых, с оставшимися в живых родственниками со стороны отца она никогда не была в близких отношениях. Оставалось одно – найти место в гостинице. Остановив машину, Жанна попросила отвезти ее куда-нибудь. Водитель привез ее к «Украине». Слава богу, свободный номер нашелся.

Ей казалось, что когда она наконец окажется в номере, разденется, умоется, выпьет горячего чая, то сможет собраться с мыслями и понять, что же произошло и как ей быть дальше. Но когда она захлопнула за собой дверь номера, то вдруг почувствовал такую боль, что, не раздеваясь, присела на кровать. Там, в подъезде, и потом, когда ехала в машине, она испытала целую гамму чувств. Сначала радость – когда наконец приехал Сергей, потом удивление – он не один! Затем испуг – вдруг ее увидят и, наконец, когда захлопнулась дверь, гнев. Гнев захлестнул ее, не давал нормально вздохнуть. Гнев на Сергея, на Буренкову, на себя за то, что оказалась в такой дурацкой ситуации. Но теперь гнев ушел, и нахлынула боль. Она замечала: так с ней бывало почти всегда, когда случалось действительно что-то драматическое. Как будто сначала она не сознавала, что происходило в действительности. Так было, когда умерла мама. Она проявила чудеса энергии: организовала похороны, устроила поминки. И только после ухода гостей, она вдруг с ужасом поняла, что теперь одна на этом белом свете, и мамы, самого дорогого и близкого для нее существа, уже никогда не будет рядом с ней. И тогда пришла боль и пришли слезы.