Пожалуй, с двадцати сантиметров из него можно попасть в капустный кочан, при условии, что кочан не будет шевелиться.
Глядя на простреленный лоб главы правительства, Мартин Бек подумал, что Ребекка справилась с этой задачей.
Кругом царило полное смятение.
Только сенатор, его телохранитель и четыре морских офицера относительно спокойно восприняли случившееся. Последние положили чудовищный венок у ног премьера.
Рикард Улльхольм, весь багровый, обратился к Эрику Мёллеру, который продолжал наводить порядок:
– Я обязан заявить об этом. Это грубейший служебный проступок, я заявлю парламентскому комиссару. Скандальный проступок.
– Заткнись, – ответил Эрик Мёллер.
Рикард Улльхольм еще больше побагровел и повернулся к Кристианссону, который неколебимо стоял на своем посту.
– Я заявлю о твоем служебном проступке. На всех вас заявлю парламентскому комиссару.
– Я ничего не сделал, – возразил Кристианссон.
– Вот именно! – вскричал Улльхольм. – Об этом-то я и заявлю.
Мартин Бек повернулся к Улльхольму:
– Ну что ты тут разорался. Займись делом. Скажи людям, чтобы отошли подальше. И ты тоже, Кристианссон.
Подойдя к Эрику Мёллеру, он сказал:
– Придется тебе разбираться тут. Я повезу девушку в уголовку.
Эрику Мёллеру удалось потеснить толпу, окружившую труп премьер-министра.
Убитый глава правительства лежал на спине на мокрой от дождя паперти. У его ног красовался гротескный венок; по другую сторону венка стоял долговязый сенатор с выражением озабоченности на загорелом лице. Его телохранитель по-прежнему держал в руке свой ковбойский кольт.
Со стороны Риддархюсской площади донесся вой сирен.
Мартин Бек сунул в карман блестящий револьверчик и пошел к машине, где уже сидел Гюнвальд Ларссон с Ребеккой Линд.