Горело его прошлое. Там, в огне, стояла Моника с девочками. У нее вспыхнули волосы – она готовила на кухне еду. В остальном огонь их не тронул. Но вскоре их фигуры пропали.

Пожар продолжался. Он охватил весь дом… Как на Первое мая[30], черт подери… Невозможно оторвать глаз.

Из этой игры Томми должен был выйти победителем. Убить Софию Бринкман и Майлза Ингмарссона, покончить с работой в полиции и начать новую жизнь… Где-нибудь в Испании. Но вместо этого он был вынужден бежать поджав хвост, как бездомная собака.

Его охватила ярость. Полыхнула, обдав изнутри жаром. Янссон потерял все – дом, работу, положение в обществе… Есть он или нет его – теперь это не имеет никакого значения.

Не имеет значения?

И тут Томми охватил страх. Что получил он, всю жизнь боровшийся за положение, власть, за место в верхних слоях иерархии?

Дом горел, лопались стекла, шипела пластмасса, трещало дерево…

Он должен восстановить порядок – Янссон взглянул на часы, – прежде чем покинет эту страну. Кассандра, чертова шлюха, – она первая узнает, кто здесь принимает решения.

Томми сел в машину, сжал зубы и выехал на дорогу… Но чем больше он приближался к ее дому, тем яснее ему становилось, что он выбрал неверное направление. Не Кассандру нужно было ставить на место, а кое-кого другого.

Янссон остановился и развернул автомобиль поперек дороги. А потом поехал в противоположном направлении, к северным предместьям, в Энебюберг.

50 Балтийское море

50

Балтийское море

Гектор Гусман шагал по коридору каютной палубы яхты Ральфа Ханке. Уют, роскошь, покой – ему хотелось проникнуться этой обстановкой, спрятаться в этом обитом бархатом футляре. Любовь к Софии и счастье от того, что она жива, ненависть к Ральфу Ханке и предателю Арону – достаточно было дать волю хотя бы одному из этих чувств, чтобы оказаться в аду.

Ральф Ханке принял его, сидя за письменным столом. Взглянул поверх круглых очков, как Гектор усаживается в кресло.

– Нам нужно договориться, как вести себя с доном Игнасио, – начал Гусман.

Ханке откинулся в кресле.

– Я слушаю тебя.

– Нет, говори ты. Что ты от него хочешь?

– Кристиана, живого и невредимого.