Йеппе и Анетте обменялись взглядами в знак согласия. Дэвид Бовин.

– Где и как он с вами пересекся? Полицейский дежурил у вашего подъезда. – Ему не удалось обойтись без нотки самооправдания в своем голосе.

– На станции Эспергерде. Видимо, он преследовал меня от самого моего дома или от Королевского госпиталя и просто ждал, когда подвернется возможность.

– Почему было не… напасть на вас у вас в коридоре в пятницу? Если он этого хотел, почему было не сделать этого тогда?

– Я думаю, ему было важно показать мне дом, в котором он вырос. Заставить меня понять, какую боль я ему причинила, прежде чем меня убить.

– То есть в пятницу вечером он просто хотел вас напугать?

– Да, возможно. Ну или, может, еще не спланировал мое убийство. Ведь оно должно было быть зрелищным. Мое первое письмо, адресованное ему, наверное, спровоцировало его меня навестить, прежде чем он оказался готов… убить меня.

– Как он на вас напал?

– Он совершенно спокойно шел мне навстречу. На станции никого не было, было уже поздно. Я пыталась закричать, но словно онемела, слишком сильно испугалась. Он заткнул мне рот чем-то сильно пахнущим. Затем я очнулась в этом саду у моря. Сияло солнце, это меня сбило с толку, потому что я думала, что еще вечер. Чувствовала я себя неважно. Вокруг никого. Дом окружали строительные леса, но рабочих не было, выходные же. Можно попросить вас дать мне попить?

Анетте встала и налила в стакан воды. Эстер сделала глоток, откашлялась, отпила снова. При этом воды в стакане как будто не уменьшилось.

– Он был в ярости. Обезумел. Связал мне руки за спиной и посадил на корточки на отмели, бранил меня и угрожал ножом. А потом начал избивать.

– Бранил вас! За что?

– Он был абсолютно убежден, что я его мать. Что я отказалась от него при рождении и поэтому виновна в жутком детстве, выпавшем на его долю. Он обзывал меня последними словами…

Выдержав паузу, она взяла себя в руки и смогла продолжить. Они дали ей возможность выговориться. По ее щекам беззвучно потекли слезы.

– Он рассказал о Юлии и Кристофере. О том, как он издевался над ними и потом убил. Он хвастался, называя свои действия искусством. Презирал их за страх.

– Он как-нибудь объяснил почему? – Йеппе откашлялся, словно избавляясь от остатков комка в горле. – То есть, почему он их убил?

– Нет. Я должна была умереть, потому что ему надо было мне отомстить. Потому что я его мать и уклонилась от своего долга. Но он не сказал, почему Юлия и Кристофер… – Из ее горла вырвался какой-то умоляющий стон, похожий на визг щенка-попрошайки. Она попыталась прокашляться. – Но он упомянул Эрика.