– «Всего лишь» любовником?… – У меня вырывается болезненный, безумный смех.

– Если он был «всего лишь» любовником, – упрямо продолжает Джек, – почему же, когда тебя арестовали, он не явился в полицию и не сознался в этом? А, Габи? Невиновный человек поступил бы именно так! Прости, но мне все это не нравится. Я еду за тобой.

– Не могу поверить, что он ее убил… Почему?

– Может, она угрожала, что расскажет все тебе.

– Но алиби! У него же есть алиби!

– Есть алиби, нет алиби – это он ее убил. Яснее ясного. Ну как можно считать железным алиби, когда речь идет о целой ночи? Тем более такой ночи! Алиби, которое переходит из рук в руки, как эстафетная палочка! От секретаря к коллеге, от коллеги к официанту, от официанта еще к кому-нибудь… Слышал я о его показаниях: спортзал в офисном подвале, ужин в «Нобу», выпивка в «Дорчестере»… Да в такой тусовочной толпе разве заметишь, кто зашел, кто вышел?

Я закрываю глаза. «Парли Зет-2», Филиппов велосипед… Любимое детище… Скорость и аэродинамика. От офиса до дома меньше чем за четверть часа. Мгновение. Молния. И глазом моргнуть не успеешь.

– Это мог сделать Толек, – слабо возражаю я. – Соврал про Польшу. Он же мог убить! В припадке ревности. То есть… Я… Я не пойду в полицию, пока не буду уверена точно. Если Филипп ее не убивал, копам незачем знать про… ни про что. Я хочу уберечь Милли. Представляешь, что начнется? Снова папарацци под дверями… Она сегодня возвращается. Приедет с минуты на минуту.

– Габи, ну сама подумай, – терпеливо уговаривает Джек. – Это доказательство. Никуда не денешься, прости. Полиция должна знать в любом случае. К тому же, если убийца Филипп, ты в опасности! Господи боже, может, это он тебя подставлял!

– Периваль говорил о какой-то новой улике. Ты ничего не знаешь?

– Доберусь до Морроу и буду ее пытать!

– Узнай любым способом. Если понадобится – даже переспи с ней!

– Ого, дамочка, полегче!

Мы смеемся. Хотя я, наверное, все-таки не смеюсь, а плачу.

– Дай мне пару часов. – Я почти умоляю. – Должно быть какое-то другое объяснение. Я должна сама все услышать. Доверься мне, Джек. Пожалуйста.

В доме пусто. Ни звука. Гробовое молчание. Так тихо, что звенит в ушах.

Я замираю у подножия лестницы и вслушиваюсь. Ничего. Ни голоса, ни скрипа.

На нижней ступеньке лежит конверт, подписанный моим именем. Почерк Филиппа. Он оставил мне письмо…

Конверт не запечатан, клейкая полоска не тронута. Внутри – два сложенных листа. Я опускаюсь на ступеньку и разворачиваю бумагу.