– Кто вам это сказал?

– Моя… моя мать.

– Мы еще не разговаривали о вашей матери. Хотите рассказать мне о ней?

– Нечего рассказывать.

– Она трагически погибла, верно?

– Да, – неохотно буркнула Алетт после долгой паузы, – авария.

Но завтра она начала рисовать. Ей нравилось сидеть в цветущем саду, а стоило притронуться кистью к холсту, как она обо всем забывала. Иногда вокруг собирались пациенты и восторженно переговаривались голосами всех цветов радуги.

– Ваши картины должны висеть в галерее.

Черный.

– Эта картина чудо, как хороша.

Желтый.

– Где вы учились?

Черный.

– Не могли бы вы когда-нибудь написать мой портрет?

Оранжевый.

– Хотелось бы мне обладать хоть сотой долей таких способностей.

Черный.

Ей всегда становилось тяжело на душе, когда приходилось возвращаться в дом. Но санитар неизменно подходил к ней, извинялся и просил идти обедать или ужинать. Алетт никогда не возражала.

Однажды доктор Келлер подвел к Эшли маленькую пожилую, похожую на призрак женщину.