Лисандра вошла в комнату нетвердой походкой, шатаясь от горя, глаза у нее покраснели, веки набухли от слез, ничего, кроме «он меня разлюбил», она не сказала, а эти слова твердила неустанно, будто мозг у нее заело, будто ее губы не могли выговорить ничего другого, только «он меня разлюбил». «Лисандра, я больше не люблю тебя», – внезапно произнесла она так, точно из ее рта вырвались его слова, и, узнав таким образом ее имя, я воспользовался этим, чтобы пробиться через ее тетанию[1].

– Кто вас разлюбил, Лисандра?

Это была первая фраза, с которой я к ней обратился, потому что требовать от нее, чтобы она перестала плакать и начала рассказывать, было бесполезно, она бы меня не услышала. И тут она внезапно умолкла, словно только теперь меня заметив, она даже не шелохнулась, так и сидела, горестно ссутулившись, втянув голову в плечи, зажав безвольные руки между колен, скрестив ноги, но, поскольку мои слова подействовали, я решился повторить их снова, помягче и потише, глядя ей в глаза, – и на этот раз она посмотрела на меня.

– Кто вас разлюбил?

Я опасался, как бы эти слова не произвели обратного действия, как бы она снова не впала в слезное отупение, но ничего такого не произошло, Лисандра покачала головой и пробормотала: «Игнасио. Игнасио меня больше не любит». Она уже не плакала, а извиняться не стала; обычно все, поплакав, а иногда еще продолжая плакать, начинают извиняться – остаток гордости, неподвластный печали, – но у нее гордости не было или уже не осталось, и, немного успокоившись, эта женщина в голубом пуловере рассказала мне о нем, о человеке, который ее разлюбил. Вот так, семь лет назад, я познакомился с Лисандрой.