Каждый вечер я даю себе полчаса передышки, полчаса одиночества, чтобы выбраться из полосы неудовлетворенности, фрустрации или отчаяния, куда загоняет меня все, что приходится выслушивать за день. Простите, что говорю об этом, не следовало бы, но при существующем положении вещей вы имеете право заглянуть за кулисы. Я наливаю себе рюмку коньяка и жду, пока меня охватит очень легкое оцепенение, как ни странно, возвращающее меня к реальности, к реальности моей жизни. Я давно так поступаю, но в тот раз полчаса затянулись на весь вечер, я не переставал думать о ней, о Лисандре, о ее глазах, в которых стоял ужас от реальности разрыва с Игнасио, – мне часто случалось видеть людей, пришибленных любовными горестями, но я не помню, чтобы кто-нибудь из них так сильно страдал, и это не было романтическим отчаянием, это не было позой, не было привычкой, нет, отчаяние составляло самую суть ее личности, было органическим и глубоким. Иным никогда и не дойти до такой степени отчаяния: каждому из нас свойствен определенный градус тех чувств, которые для всех нас называются одинаково, которые все мы способны испытать, но мы слишком часто об этом забываем, стремясь сделать их универсальными, а моя профессия ежедневно напоминает мне, что не для всех глагол «страдать» означает одно и то же.